Виктор Гончаров - Век гигантов

Больной пришел в себя «по-настоящему», то есть после этого не впадая уже в бред, ночью. Он сразу вспомнил о стычке своей с махайродусом, о поимке Живчика и о последующей болезни, но сколько времени пролежал, не знал. Сквозь отверстие в потолке лился меланхолический свет перекосившейся луны. В этом еще не было ничего особенного. Луна и раньше, до болезни Николки, в пещеру заглядывала угрюмо и с перекошенной физиономией. Но тогда ее перекошенность «не выходила за пределы нормы», как говорил Скальпель; это была перекошенность ущербленной луны. А теперь? Теперь она, несомненно, страдала флюсом…

«Надо сказать Скальпелю, — подумал Николка, — кажется, согревающие компрессы помогают от флюса… я что-то в этом небольшой знаток…»

Собственно, состояние ночного светила его заинтересовало, так сказать, чисто академически, — постольку, поскольку раньше он не замечал у луны склонности к человеческим заболеваниям. Дело было не в луне. Поразило Николку другое: отверстие в потолке было значительно расширено — по крайней мере в десять раз — и имело почти правильную четырехугольную форму… Над последним стоило призадуматься.

Николка помнил, что в перерыве между галлюцинациями он видел Скальпеля болтающимся у потолка и ковыряющим его металлическим инструментом, похожим отчасти на долото. Неужели окно в потолке — дело рук Скальпеля? Интересно, черт побери! — ученый медик занимается пробуравливанием в камне окон! Скальпель работает не скальпелем, а долотом?! Ха-ха!..

Когда же очнувшийся впервые после трехнедельного небытия больной перевел взгляд с потолка на стены, он поразился еще более. Стены были тщательно обтесаны, почти отшлифованы и почти безукоризненно выбелены. Кроме того, против входа к стене было прикреплено чучело растопырившего крылья самца-фазана…

Николка передвинул изумленный взгляд ниже, и его ослабленная болезнью голова совсем отказалась вмещать в себя чувства изумления. В пещере стоял почти изящный стол, накрытый чем-то почти белым, и рядом с ним два колченогих стула. Еще дальше стояло нечто похожее на шкап, а в самом углу — массивная койка, впитавшая в себя тело почтенного медика…

— Ай да Скальпель! Ну ловкач! — в последний раз изумился Николка и до утра окунулся в глубокий сон.

Утром он проснулся с сознанием, что его ожидает нечто необыкновенное. Чтобы приготовить себя к нему, он не сразу открыл глаза и не сразу обнаружил признаки своего выздоровления. Сначала — очень осторожно — он ощупал кожей спины свое ложе; это был роскошный густой мех, а в головах, несомненно, покоилась подушка из пуха и пера или, во всяком случае, из чего-то необычайно мягкого. Его ничто не покрывало, да и надобности к тому никакой не ощущалось: воздух в пещере был сухой и теплый.

Николка полуоткрыл глаза, а так как над ним висел потолок, то первым он и увидел его с четырехугольным отверстием посредине. Отверстие было закрыто стеклом… правда, пузыристым и не чистым, но все же стеклом… Через него теперь посылало свои животворные лучи солнце. Стены не сказать чтобы отличались особенной шлифовкой и белизной, но все же были достаточно выровнены и — до некоторой степени совершенно — выбелены. И фазан. Если он и не представлял собой образца чучельного искусства, то опять-таки больше, чем какая бы то ни было птица, походил на фазана, а не на косулю и не на зайца. То, что больной ночью принял за аляповатый шкап, оказалось великолепно сложенной печкой… — Ай Скальпель! Ай да Скальпель!..

Николка осторожно повернул голову. За столом, имевшим поверхность, достаточно гладкую для того, чтобы с него не скатывались плоскодонные предметы, сидел собственной персоной ученый медик. Он выгодно отличался от того Скальпеля, которого Николка знал до болезни. Прежде всего, на нем был всего лишь один передник из голубой змеиной кожи. Затем, тело его потеряло всякий намек на одутловатость, складчатость и неприятную бледность; дряблость мышц совершенно исчезла и даже лысинка заросла… Короче говоря, перед Николкой теперь сидел коричневокожий, мускулистый и стройный человек, находившийся в расцвете своих сил… Рецепт такого перевоплощения Николка знал: вода, солнце, воздух, физическая работа и здоровое питание. Скальпель всем и каждому не уставал рекомендовать этот рецепт, но сам никогда ему не следовал.

На столе, накрытом той же голубоватой змеиной кожей, перед Скальпелем стоял сосуд, до некоторой степени похожий на чайник, из почти белого фарфора, две кружки, имевшие с кухонными горшками весьма отдаленное сходство (а зачем им иметь это сходство?), тарелка, очень мало напоминавшая таз для варенья (на то она и тарелка!), в тарелке скромненько лежали (даю голову на отсечение!) очищенные картофелины, куриные яйца и сливочное масло!.. Мало того, — тут же лежал настоящий металлический нож с костяной рукояткой, а на полу около входа (пол, как две капли воды, походил на цементный!) — топор, кирка, лом, молоток и то самое долото, которым Скальпель во время болезни Николки ковырял в потолке… И все это (что особенно и удивляло!) существовало на фоне самых первобытных звуков, врывавшихся в пещеру через открытую настежь деревянную дверь (да, дверь!).

Николка глазам своим не верил. Неужели все это сделал Скальпель? Да за какой же тогда срок? Сколько же времени пролежал он от страшной царапины саблезубого хищника? Пускай даже неделю, разве за этот срок мыслимо натворить такую гибель чудес?! Абсолютно немыслимо! Без фокуса не обошлось!

В это время снаружи донеслось мычание коровы (настоящей коровы). Скальпель проворно сорвался с колченогого стула и озорным комсомольцем выскочил в дверь.

«Новое дело!.. — подумал Николка. — Он даже коров успел завести…»

Однако, лежание ему порядком надоело. Шумная жизнь вне пещеры — мычание, лай, щебетание птиц — звала к себе и подмывала узнать о дальнейших проделках омоложенного Скальпеля.

Николка хотел подняться с постели так, как он обычно поднимался: дрыгнуть в воздухе ногами, запрокинуть их под себя, выгнуть спину и встать, — то есть сделать всклепку со спины… Ровным счетом ничего не вышло! Ноги не дрыгнули и не запрокинулись, а только чуть сдвинулись с места, спина не выгнулась и даже не пошевельнулась, а в голову ударило, будто десять пудов поднял.

— Батюшки! Неужели я с кровати не встану и обыкновенным манером? — ужаснулся Николка. — Что же со мною произошло?

До сих пор ему ни разу не приходилось серьезно болеть, и он не знал состояния поднимающихся после тяжелой болезни, но тут не одна болезнь играла роль. Когда он попробовал сесть на кровати «обыкновенным манером», его ноги не смогли опуститься вниз.