Виктор Гончаров - Век гигантов

…Что-то помутилось в голове фабзавука, когда последние остатки кипятка выхлестнулись на чью-то черную грудь. «Успокойтесь! Успокойтесь!..» — услыхал он подле себя ласковый знакомый голос. То был Скальпель — благодушный, как всегда, с сетью запутанных морщин на лице и с запотевшими стеклами очков. Николка вдруг увидел, что сидит у себя в комнате на газетно-ящичном диване и что вся жестокая сеча была тяжелым сном. Как посветлело сразу на душе его. Николка слабо улыбнулся, собираясь е мыслями. «Я вам расскажу штуку, вот так штуку…» — сказал он вдруг и увидел, что сон не был сном, а страшной действительностью: Скальпель перевязывал ему голову, а на каменной стене, залитые кровью с головы до пят, ожесточенно сражались — из последних сил — отважные коммунары. Николка оттолкнул Скальпеля и, подняв чей-то топор, ринулся к стене. Теперь сражались не только охотники, но и старики, женщины и дети — с обеих сторон. Стена пылала кровавой краской. Собаки терзали внизу тела сорвавшихся со стены моглей. Мастодонт, мстя за свои раны, топтал ногами каждого желтолицего, сумевшего уйти от собак. Лошади разбили конюшню и метались — буйногривые, красноглазые — по двору, вместо ржания выпуская из сдавленных ужасом глоток хриплый вой. Костер, оставленный без присмотра, догорал. Сразу потемнело, будто нахмурилась природа на бешенство кровожадных двуногих; небо, как траурным крепом, затянулось черными тучами; свинцово-серая река заплескала буйно о берег. Никто не заметил этих грозных симптомов.

Николка оправился от удара в голову и понял, что дальнейшее сопротивление — бессмысленно.

— Доктор! — гаркнул он со стены. — Сейчас же всех небоеспособных в пещеру и туда же лошадей! Живо, если вам жизнь дорога!..

Медик понял его. В пещере был второй выход.

Стену остались защищать десять человек охотников, три старика с Айюсом, старуха Гарба, несколько инвалидов и несколько юношей в возрасте 13–14 лет.

— Коммунары! — перекрыл Николка ором вой, крики, лай. — Мужайтесь! Сейчас будет помощь!.. — И он дал сигнал пяти охотникам, дисциплиной прикованным к деревьям на обрыве и оттуда осыпавшим стрелами ряды нападающих. Когда помощь прибыла и яростно заработали свежие топоры, Николка снова крикнул:

— Дети и старики в пещеру! Живо!..

Его не посмели ослушаться. Но это была ошибка: в горячке битвы Николка не заметил, как последним его приказанием обнажился правый фланг двора. Через стену лавой устремились могли. Мастодонт был слишком неповоротлив, чтобы сдержать их напор… Скатилась со стены морщинистая Гарба, пораженная в спину. Два инвалида шлепнулись вслед за ней.

Коммунары оставили стену и, сбившись в кучу на середине двора, сражались, теперь окруженные со всех сторон. Вторая схватка кипела около пещеры. Николка выпустил все заряды из винтовки… Рос кровавый вал вокруг обреченных на смерть. Надо было пробиться к пещере.

— Вперед! — крикнул Николка и с гигантами Мъмэмом и Оджей по бокам кинулся в самую гущу врага.

…Полыхнула молния, разодрав черное небо. Гром потряс воздух и землю. Закачалась земля под ногами. Со стороны реки буреносный порыв принес ропот близких волн. С обрыва сорвалась скала и грохнулась, разрушив полстены. Замерли все: и краснокожие, и желтокожие. Невидимый сигнал оборвал битву. Замер Николка, забыв о пещере; земля определенно тряслась… Новая молния острым зигзагом ударила в дерево на обрыве, — вспыхнул громадный факел. Гром прокатился над головами длинным рядом гигантских взрывов. Из разодранного в клочья неба хлынул слепящий ливень, — факел потух. В стену ударилась взбунтовавшаяся река и, перекатившись, наполнила двор льдом и студеной влагой. Люди омылись с головы до ног и приняли естественный свой цвет… Земля тряслась, содрогаясь конвульсивно.

— Мир! — проорал Николка, и его все поняли перед лицом взбеленившихся стихий. Смешались вместе омытые враги, опустив оружие.

Новый приступ реки под громыханье небесного барабана снес со стены верхний ряд кладки. Вода пробралась к животным. Животные подняли переполох и, если до сих пор они только кричали в смертной тоске, теперь стали биться и ломать загоны.

— Животных в пещеру! — крикнул Николка. Исполнять его приказание бросились все, даже желтокожие. Куры, сайги, свиньи, коровы, собаки, — забарахтались в красных и желтых руках.

Под напором грозных волн расшаталась каменная ограда, подземный толчок взбросил глыбы в воздух, — стена рассыпалась до основания. Грохнулась домна, перевернувшись на оси. Раскаты грома слились в беспрерывный гул. Небо клубило черным дымом; меж клочьями дыма безостановочно сверкали молнии. Спустилась ночь, но было светло, как при электричестве.

— Веселей! Веселей! Веселей! — кричал Николка, бодря и своих, и чужих.

Из рук в руки по длинной живой цепи передавались животные, передавались раненые. Остатки великой орды желтокожих и остатки арийцев — все, кроме охотников, уже укрылись в пещере. По двору свободно гуляли валы. Тряслась земля, ухало под ногами, грохотало вверху. Мастодонт серой глыбой привалился к обрыву, стонал и ныл в обиде, что на него никто не обращает внимания. Убедившись, наконец, что людям не до него, он умчался вверх по обрыву. Больше его не видели…

Когда последний цыпленок, распищавшийся, как перед смертью, тощий и обледенелый, был пойман в полуразрушенном курятнике, Николка — сам тощий и оледенелый, как цыпленок — поместившись у входа в пещеру, считая, стал пропускать охотников внутрь. Он насчитал 16 человек арийцев и моглей — 80… Вместо 200 — 80!.. Николка знал, что у моглей много погибло также стариков, женщин и детей: одни пали в битве, других — раненых — унесла река.

«Дорогой ценой куплен наш мир», — печально подумал он.

В пещере стонали и охали. Вакхический разгул стихий сюда доходил слабо, лишь стены дрожали и трескались от глухих подземных ударов. Скальпель при свете масляной лампы делал перевязку за перевязкой. Там, куда он подходил, усиливались причитания и стоны.

От нечеловеческой усталости, от тепла и духоты Николку сразу разморило; лезли на щеки свинцовые веки, песок сыпался перед глазами, в голове стоял дурман. Он приткнулся где-то в углу и уже собирался отдать измученное тело целителю-сну, как вскочил, вдруг пораженный подсознательной мыслью:

— Почему в пещере так свободно? Где могли?.. Он не видел моглей. Куда девал их Скальпель? Не выпустил ли в лес через второй выход?

С этими вопросами — охрипший и возбужденный — он наскочил на Скальпеля.

Скальпель выпрямился и сурово сверкнул глазами.

— Друг мой! — ледяным тоном сказал он. — Умерьте ваши нероновские порывы. Могли — во второй, соседней с нашей, пещере, а в третьей — животные. Пока вы странствовали неизвестно где, производя свои политические эксперименты и осуществляя тем властолюбивые свои мечтания, я открыл эти две пещеры и благоустроил их более или менее.