Виктор Гончаров - Век гигантов

Легкий крик разведчика Вырка, — крик из-за стройной туи, приютившейся у самого моря, вернул Николку из мира абстрактных размышлений в мир голых фактов и сюрпризов.

К берегу моря прибило первобытно-несуразный плот. На нем покоилось несколько человеческих трупов, полузанесенных песком. Здесь же стоял Вырк, наивно-старательно загораживая собой что-то.

Николка вгляделся пристальней. Пять трупов были начисто обглоданы, только волосатые лица сохранили кожу, но эти лица так были обесформлены морской водой и солнцем, что родной сын не узнал бы среди них своего отца. Два трупа лежали необглоданными, тесно обнявшись и вонзив друг в друга зубы.

— Кто это? — спросил Николка, невольно задрожав.

Разведчика Вырка не смутило обезображивающее действие солнца и морской воды.

— Могли, — уверенно отвечал он и повернулся так, чтобы снова загородить собой какой-то предмет.

Но Николка уже догадался. Зашатавшись и сделавшись белее снега, он оттолкнул Вырка в сторону… На него глянуло стеклами очков изуродованное до полной неузнаваемости лицо…

Кто, кроме ученого медика Скальпеля, мог носить очки в плиоцене?.. Подстреленной птицей рухнул Николка на белые кости. От сотрясения кости рассыпались, и страшная голова отскочила.

Со стороны оставленной орды донесся дружный вой. Николка вскочил на ноги. Вырк держал под мышкой голову Скальпеля… Новый залп воя, и три коммунара помчались назад, опасаясь и там встретить что-нибудь чудовищное.

Они порядком отошли: орда успела еще три раза зовуще провыть, прежде чем возбужденный разговор долетел до ушей Николки. Среди знакомых голосов выделялся один — удивительно близкий и неузнаваемый в то же время. Он говорил:

… — Они у меня отняли очки… они стали есть друг друга… Они хотели съесть меня… Я спрыгнул в воду с обрубком дерева в руках, и вот меня принесло на этот берег… Не знаю, что стало с ними…

— Скальпель!.. — дико вскрикнул Николка и, безумно захохотав, к ногам изумленного медика, окруженного коммунарами, шваркнул голову, вооруженную очками…

Белые стены. Мягкая, как вата, тишина. Солнечный луч играет в воздухе пылинками. Через открытое окно свешиваются гирлянды белоснежных цветов с нежным ароматом весны.

Николка — в кровати, он только что пришел в себя. Мягко открылась дверь, и в медицинском халате — выбритый и нежный, как весна — вошел Скальпель.

— А-а-а!.. Вы очнулись?.. Очень хорошо!.. То есть лучшего и желать было нельзя. Лежите, лежите и молчите.

Как это так: лежать и молчать, когда он — начальник коммуны, когда его ждет неотложная работа?..

— Где Мъмэм? — холодно спросил Николка.

— В царстве бреда и грез… — немедленно последовал ответ.

— Ерунду говорите, — сердито констатировал начальник коммуны голосом слабым, но твердым.

— Пускай так, — философски-спокойно согласился Скальпель, — но я вам запрещаю говорить.

— Тогда где же, по-вашему, я? — с недоверием спросил Николка. — Вы что: переселили себя и меня обратно в XX век?

— Прошу вас молчать. Я вам все расскажу. Никуда я вас не переселял, разве только с квартиры в фабрично-заводскую больницу.

— Чушь! — совсем обозлился Николка. — У меня повязка на голове. Я ранен — помню твердо — в бою с моглями.

— Фигли-мигли! Бред! Лежите и молчите. Оставьте свои фигли-мигли-могли. Расскажу все.

— Ну, рассказывайте!

— Вы были больны сыпным тифом, друг мой, — начал медик ровным усыпляющим голосом, садясь подле Николки на скамейку. — Тифом — так называемой геморрагической формы — очень тяжелым и, кроме того, осложнившимся на вашей нервной системе. Две недели вы пролежали без сознания — бредили и буянили… Тогда-то вы и ранили себе голову о стену, приняв ее за какого-то старца Айюса… Каюсь, что в содержании вашего бреда отчасти виноват я. За день до болезни — помните ли вы это? — я пробовал усыпить вас и переселить в первобытный мир. Потом вы заболели, а голова ваша по инерции продолжала работать в том же направлении.

— Фокусы все… — проворчал Николка и недовольно закрыл глаза.

— Фокусы?! Но кто мог знать, что после гипноза вас ждет сыпной тиф?..

— Жалею, — устало сказал Николка, не открывая глаз.

— Жалеете? О чем?

— Вообще… Теперь уходите… Буду спать…

Но медик ушел лишь тогда, когда крепкий, здоровый сон основательно закутал измученную голову фабзавука.

Роман «Век гигантов» впервые вышел в свет в изд-ве «Земля и фабрика» (М.-Л., 1925) тиражом в 10000 экз. В СССР не переиздавался. Переизд.: Екатеринбург: КРОК-Центр, 1994; Витебск, без указ. изд., 2010; Б.м.: Salamandra P.V.V., 2015.

Текст публикуется с исправлением ряда очевидных опечаток и некоторых устаревших особенностей орфографии и пунктуации.

«Век гигантов» — проба пера В. Гончарова в жанре палеофантастики — стал заключительным романом дилогии о докторе Скальпеле и «фабзавуке» Николке. Научно-просветительские элементы соединены в нем с традиционными для произведений такого рода приключениями на лоне грозящей всевозможными опасностями природы, среди диких животных и первобытных людей; новшеством автора является история попыток Николки превратить первобытную орду в общество комммунаров. Как и во второй части «Межпланетного путешественника», здесь ощутим мотив духовного, морального и, конечно, физического превосходства молодого поколения над «мягкотелой» интеллигенцией.

Догадка д-ра Скальпеля имеет под собой большое основание: на санскритском (древнеиндийском) языке слову «мертвый» соответствует «мрта», «смерти» — «мртиу», «смертному» — «мртиа». ( Здесь и далее примечания автора ).

Для установления степени первобытности того или иного языка обыкновенно берут язык древних индусов, так называемый санскритский, дошедший до наших дней без всяких искажений, благодаря раннему развитию письменности у древних индусов, и санскритские слова сопоставляют со словами испытуемого языка. Слова, высказываемые Мъмэмом, несомненно, древнее санскритских слов, так как они заключают в себе одни только корни, которые позднее у каждой народности, выделившейся из одной первобытной расы, обросли разнообразными приставками. Так, русское слово «мясо» на языке древних индусов звучит как «манса», в то время как на языке Мъмэма оно всего только «мса», армянское «мне», литовское «мьеса»; русское «жить», «жизнь» по-санскритски — «джив», «дживана», на языке Мъмэма — «жи»; «мальчик», «ребенок» по-санскритски — «арбака», у Мъмэма — «ръбанък»; «милый», «приятный» — «прийя» — «прия»; «корова, бык» (а отсюда говядина) по-санскритски— «гоо», на языке Мъмэма — «го».