Виктор Гончаров - Под солнцем тропиков. День Ромэна

Дикие ведды острова Цейлона — весьма первобытны, но моих соплеменников все же они обогнали в развитии. У них уже имеются лук и стрелы, им знакомо земледелие, они ведут товарообмен с соседними племенами. Общественный строй их — выше по своей организации, чем строй австралийцев. У них — родовое общество, у австралийцев — дородовое.

Образчик высшей культуры! Европа, о, Европа! Я скрежещу зубами, вспоминая тебя… Старая ведьма, поседевшая до времени! Махровый ядовитый цветок планеты! Труп, разлагающийся заживо и разлагающий других!.. Гнусна роль Европы на земном шаре и гнусно будущее ее, если красная Россия красными своими штыками не перетрясет этого гнилого мешка и не вытряхнет из него той падали, от зловония и тяжести которой задыхаются колониальные народы и собственный ее пролетариат… Тпрру! Я не должен до времени давать волю своему чувству.

Европа — вот ее достижения: из первобытного сука-мотыги вышел электрический многолемешный плуг; из кулака, приставленного к глазу трубой для лучшего зрения — телескоп, приближающий к нам луну так, как бы мы ее видели с 80 километров расстояния, а не с 380.000, на котором она находится, и микроскоп, увеличивающий невидимые предметы в тысячи раз; из первобытной мастерской, где вырабатывались предметы самого простого домашнего обихода — завод Форда, выпускающий в день до 4.000 штук автомобилей (завод Форда в Америке, но вспомни, что я говорил о пересадке); из утлого челна — чудовище океана, дредноут, вмещающий до 4.000 человек; из робкой зависти дикаря к птицам — аэроплан, покрывающий в час 400 километров; из первобытных знаков-отметок на деревьях, на земле, в пещерах, на теле, иначе говоря, из зачатков письменности — типографские машины, печатающие в день сотни тысяч книг, и библиотеки-сокровищницы знаний, хранительницы миллионов томов книг; из первобытной дикарской пляски — балет, опера, драма, ну и так далее…

Впрочем, если уж освещать все стороны европейской культуры, придется упомянуть и о скорострельном автоматическом ружье, о пулеметах, о крупповских пушках, о ядовитых газах, о гильотине, об электрическом кресле зинг-зинг, умерщвляющем человека в Уа секунды (Европа, пересаженная на удобренную кровью туземцев почву Америки!), об алкоголе, дурных болезнях и о новой морали: «бей, но не убивай слабого и живи за счет его труда».

Вот скачок, проделанный наиболее удачливой частью света… Завидую ли я ей? Пусть меня избавит от этого какой угодно бог… Я сказал «удачливой частью». Пионер, в удачах ли здесь дело? Конечно, нет… Условия и обстоятельства среды, в которой происходит развитие, вот что определяет скорость и направление развития… Я перехожу к твоему смущению. Чем ты смущен?

— Австралийцы, темнокожие — разве народ малоспособный? — спросил Петька.

— Пионер, точнее говори. О каких австралийцах у тебя речь: об австралийцах настоящего времени или о той группе беглецов, что не совсем еще распростилась с шерстяным покровом?

— О той группе, которая…

— Ну, так слушай. В те далекие времена у всех людей способности были одинаковые, если не считать индивидуальных отклонений. Почему? Да потому, что человечество только что вылезло тогда из животного царства, произойдя, может быть, всего от одной какой-нибудь пары обезьяноподобных. С течением времени лишь, плодясь и расселяясь и попадая в неодинаковые условия существования, люди стали отходить друг от друга как в направлении физического облика, так и духовного…

Условия существования. Помни о них. Всегда помни. Это они поделили человеческий род на культурных и некультурных, на способных и малоспособных, на передовых и отсталых. Одна человеческая группа попадала в хорошие условия существования — у нее развивался мозг, другая попадала в дурные — ее мозг останавливался в развитии или регрессировал, что значит, шел назад, возвращался к предкам… Теперь тебе, надеюсь, все понятно?

— Надеюсь, ничего не понятно, — отвечал Петька и, видя, что Бамбар-биу в изумлении широко открыл глаза и рот, что с ним редко случалось, поспешил объяснить:

— Ты говоришь, что австралийцы (т. е. эоценовые предки австралийцев) во всем были равны с другими человеками, т. е. людьми. Еще раньше ты сказал, что, придя в Австралию, они попали в великолепные условия существования, и вот они…

— Великолепные? Условия? Существования? Я? Сказал?.. Я твердо помню свои слова, мальчик. Я говорил: новая страна моим предкам здорово пришлась по вкусу, потому что там был теплый климат, много пищи, отсутствие врагов среди животных и среди людей и отсутствие другого человеческого населения. Это я говорил. И еще говорил, что борьба за существование там сводилась до ничтожного минимума. Но разве я называл все эти условия великолепными? Пионер, заблуждаешься. Никогда не называл. Да ты меня и не спрашивал об этом.

— Сейчас спрошу. Сейчас спрошу, — вскричал Петька, помышляя, что Бамбар-биу издевался над ним. — Ответь мне, Бамбар, прямо, без уверток: ты не назовешь великолепными условиями те условия, в которых довелось жить твоим предкам?

— Великолепные — да, великолепные — нет, — кротко глядя, на Петьку отвечал чудодей. — Они великолепны, ибо позволяли жить моим предкам сытно, привольно, беспечно; они не великолепны, ибо, позволяя жить сытно, привольно, беспечно, освобождали мозги первобытных людей от необходимости активной, творческой работы, и мозги эти не развивались совсем или развивались черепашьим шагом…

— Но будущее коммунистическое общество… — начал Петька. Бамбар перехватил:

— Коммунистическое общество, утратив межлюдскую и межклассовую борьбу, живя сытно, привольно, беспечно, не будет тем не менее стоять на месте, не будет мертвым или регрессирующим [7] Регрессирующий — приходящий в упадок, изменяющийся к худшему. , ибо члены его, имея физическую организацию значительно более тонкую, сложную и отзывчивую, чем у дикарей, не станут мириться с капризными стихиями природы, как мирятся с этим дикари, как миримся мы, отвлекаемые классовой и национальной рознью, а будут энергично бороться с природой, подчиняя ее своей воле, и эта борьба, развивая их разум, станет двигателем общественного прогресса.

Твоя постоянная ошибка, мальчик, в том, что ты всегда забываешь о времени: время течет, все изменяется, — так говорили еще древние мудрецы, так же говорят теперь марксисты, — это надо тебе помнить, о чем бы ты ни рассуждал. То, что хорошо для одного времени при одних обстоятельствах, скверно для другого времени при других обстоятельствах, и наоборот… Всегда помни, мальчик, о времени и об изменениях, протекающих в нем, только тогда твои рассуждения будут иметь вес. Понятно?