Григорий Филановский - Дочь Атланта

Чем дальше я от начала своей жизни, тем чаще вспоминаю слова учителя Сергея Ивановича: «…Если бы выполнялось чудом любое предсмертное желание, я попросил бы газету 2064 года. Не сомневайтесь — понял бы все. Ибо именно тогда мало будет отметить: „На Юпитер отправился космический корабль“ или „Тамара Гелашидзе заняла первое место на конкурсе пианистов“. Да! Каким-то образом я на минуту переживу и подготовку к пуску, и взлет, как мальчишка возле настоящих футбольных ворот переживает гол. Доподлинно я услышу волшебницу Тамару, ее игру, как слышал пламенный зов Чапая, волнующий грудной голос Анны Карениной, Блоковскую печаль… Не знаю, что придет на помощь слову… да так ли беспомощно слово? Нынче, мне кажется, многое из грядущего просматривается. Понятно: человек должен чувствовать мир, весь, иначе он — одинокий муравей. Донести до человека мир, словно любовь или музыку, — кто это сможет? Но сможет! И пачка старых газет останется в мире Великой Книгой Века. И каждый из вас, завтрашних журналистов вправе возгордиться: Я — автор, один из авторов Книги Века…».

Так наставлял нас учитель; трудно теперь сказать, насколько он сам верил в свою фантазию и насколько исподволь напутствовал нас в дорогу очарованных и разочарованных странников — журналистов.

Далеко-далеко от вас, а может, совсем рядом, читатель, существует островок Соленый, о котором, как вы заподозрили, пойдет речь. Догадайтесь-ка, почему исстари его так зовут и вообще постарайтесь представить. Небольшой островок. Только пусть он вам не видится таким уж крохотным. Вот следствие привычки путешествовать больше по карте. Островок-то, в самом деле, невелик, но в каждом рыбачьем домике — жизнь: свой уют, любимые уголки, тайники, песни, горести. Да вспомните хотя бы из древней Эллады своеобразие каждого Эгейского островка…. А здесь — песчаная, полная ракушек коса, по которой с недовольным видом прогуливается важная цапля. Подрагивают не приколе рыбачьи лодки. На узких тропинках в кустарнике берегись гадюки! Терпкий дух полыни, всегда трепетный красный флажок над правлением рыболовецкого совхоза, сверкающие струйки воды, выползающие в самый зной из-под скрытого хранилища льда, бесконечные блестки чешуи, звонкие переливы жаворонка…

Я, признаться, до недавнего времени знал об этом острове столько же, сколько вы пять минут назад. Как-то в командировке от редакции прогуливался в порту и мимоходом обратил внимание на паренька, напоказ грызущего огромное золотистое яблоко. Собственно, оно-то, в основном, меня и заинтриговало. «Попробуй, ты! — протянул он мне такое же. — Не привозное, здешнее». Знаете, принято, когда сильно сомневаешься в словах собеседника, пристально глядеть на него. Напрасно, по-моему: именно у лжеца не мелькнет ни тени смущения. «Слушай, друг, — подмигнул я пареньку, — а местных бананов у тебя случайно нет?» «Пока нет. А ты, невера, махнул бы на Соленый: сообщение регулярное, каждый четверг катерок ходит туда — назад. Что ты подумал — целый остров в садах? Держи карман! Еще только у дяди Алеши растут. Но — ничего. Бувай!».

А почему бы и нет? Четверг — послезавтра, утром поеду, вечером — назад, была не была. Захватил в подарок садовнику с десяток свежих журналов. Дорогой почти продумал заметку, как говорится, априори, заранее. Недальний путь берег почти не скрывался с глаз, мимо изредка шествовали высоко груженные баржи. У островного причала я спросил неторопливого рыбака: «Как мне добраться до дяди Алеши?».

— Галька! — закричал он, и к нам подошла девушка, которая вроде ждала кого-то на пристани. — Принимай, Галька, гостя к старику.

— Пошли, — она понеслась по прибрежной тропинке, легонькая и тугая, как стрелка с тетивы. Казалось, земля подбрасывала ее, и я больше любовался ею, чем глядел по сторонам. Внезапно она остановилась так, что я едва не налетел сзади, слегка повернула, нагнула голову:

— Вы к дяде надолго?

И быстро продолжала путь, словно не интересуясь моим ответом. Под беспечный лай двух кудлатых псов мы вошли в дом. Старик небрежно кивнул на приветствие. Галина выдержала паузу:

— А, между прочим, дядя, товарищ специально к тебе.

И юркнула в свою светелку.

— Пошли, пошли, поглядим наш сад.

Мы обогнули домик, но я не замечал никакого сада. Участок был изрыт, и на дне широких и довольно глубоких канав, защищенных от царящего здесь зноя кустами, я увидал знакомые овощи: алые помидоры, картошку, пожелтевшие зонтики укропа. А подальше — вот тебе, разметнувшись кроной над такими же канавами, прямо на уровне рук золотились плодами яблони. Я вытащил блокнот, чтобы внести достоверные подробности в свою наугад составленную заметку.

— Скажите, вы сами догадались так выращивать?.. — обратился я к садоводу и по ответной ухмылке понял, что попал впросак.

— Юноша, да вы, видать не очень… Здесь, к вашему сведению отродясь так растут огороды: поближе к грунтовым водам, подальше от солнца… Может, вас заинтересовали другие вопросы. Отчего они эти яблоневые деревца, не умирают здесь лютой зимой, при двухсот сорока Кельвина?! Не окружающие ли кусты нашептали им, как переносить морозы и невзгоды? Почему они столь буйно цветут и плодоносят? Остров вообще удивительно благосклонен к пришельцам, и не только к ним. Этих вопросов хватит для газеты или, если угодно, для вас. А ответы для науки… ей поспешность противопоказана…

— Лучше угощайтесь яблоками! — закричала Галя, выходя в цветастом платье. — Или хотите, покажу вам остров. Ну?..

Это вырвалось у нее, кажется, нечаянно как нежданная, веселая, счастливая мысль….

Маленький остров, да не такой уж маленький, — как городок. Только у города — вокзалы. Только из города в город — дороги. Много ли мы знаем об этих дорогах, часто ли пользуемся ими? Или главное в другом: знать, что по ним и приходят, и уходят от нас…

Тихо повсюду на острове, и повсюду слышно море, и все равно тихо. Отвязали лодочку, отошли от берега. Купол неба неизменно оставался ясным, синим, а море здесь тоже ясно-синее, не часто в мире встречается такое глубоко-синее море, словно в нем небо полощется. И море еще прозрачнее неба: сквозь него видны солнечные осколки на дне.

— Вам пить хочется? Пейте, — Галя перегнулась за борт и опустила лицо в воду. Я повторил ее движение и ощутил, что на поверхности вода пресная, с чуть уловимой горечью.

— Совсем как нарзан, жаль только, что сейчас она у вас такая теплая.

Галя снова поглядела на меня, как фокусник перед появлением стайки голубей из шляпы.

— Ныряй!

Охотно нырнул с лодки в синюю теплынь, блаженно вынырнул, подзадоренный Галей пошел ниже: кажется вот-вот дно, и вдруг меня схватил озноб, прижались ледяные иголочки, я выскочил сам не свой под Галин смех: «Каково? прохладно?…»