Жюль Верн - Том 7. «ЧЕНСЛЕР». ГЕКТОР СЕРВАДАК

Бен-Зуф, появившись на пороге зала, слышал последние слова Пальмирена Розета. Он тут же молча вышел и, вернувшись несколько минут спустя, насмешливо сказал:

- Я обыскал все хозяйственные склады, но не мог найти подходящих весов; к тому же я, право, не знаю, на какой крючок мы ухитрились бы их подвесить!

И с этими словами Бен-Зуф поднял голову кверху, как бы ища глазами, нет ли на небе гвоздя.

Сердитый взгляд профессора и знак, поданный Гектором Сервадаком, заставили насмешника умолкнуть.

- Господа, - продолжал Пальмирен Розет, - прежде всего мне необходимо узнать, сколько весит на Галлии земной килограмм. Вследствие меньшей массы Галлии сила ее притяжения слабее земной, а из этого следует, что любой предмет весит здесь меньше, чем весил бы на поверхности Земли. Но какова разница этих двух весов, вот что необходимо выяснить.

- Совершенно справедливо, - заметил лейтенант Прокофьев, - но обыкновенные весы, если бы у нас они и нашлись, не годятся для подобного опыта, так как обе их чашки в одинаковой мере испытывают силу притяжения и не могут показать соотношения между галлийским весом и весом земным.

- В самом деле, - прибавил граф Тимашев, - если положить на весы, скажем, килограммовую гирю, она столько же потеряет в весе, сколько и предмет, взятый для взвешивания, и поэтому...

- Господа, - перебил его Пальмирен Розет, - если вы говорите все это для моего сведения, то лишь даром теряете время; не мешайте мне, пожалуйста, продолжать мою лекцию по физике.

Профессор более чем когда-либо чувствовал себя лектором ex cathedra [29] На кафедре ( лат .). .

- Есть ли у вас безмен и гиря весом в килограмм? - спросил он. - Все дело в этом. На безмене имеется либо стальная полоска, либо пружина, и все основано на гибкости этой полоски или на упругости пружины. Таким образом, сила притяжения не влияет на сам прибор. Действительно, если я взвешу на безмене гирю весом в один земной килограмм, стрелка точно отметит, сколько весит килограмм на поверхности Галлии. Следовательно, я узнаю разницу между притяжением Галлии и притяжением Земли. Итак, повторяю свой вопрос: найдется ли у вас безмен?

Слушатели Пальмирена Розета вопросительно переглянулись. Затем Гектор Сервадак обернулся к Бен-Зуфу, который досконально знал весь хозяйственный инвентарь колонии.

- У нас нет ни безмена, ни килограммовой гири, - заявил тот.

Профессор с досады громко топнул ногой.

- Но, - продолжал Бен-Зуф, - кажется, я знаю, где найти безмен, да и гирю впридачу.

- Где же?

- На тартане Хаккабута.

- Надо было сразу сказать об этом, болван! - крикнул профессор, передернув плечами.

- А главное, надо сходить за безменом, - добавил капитан Сервадак.

- Иду! - отозвался Бен-Зуф.

- Я пойду с тобой, - сказал Гектор Сервадак, - ведь Хаккабут непременно заартачится, если попросят у него что-нибудь взаймы.

- Пойдемте все вместе на тартану, - решил граф Тимашев. - Посмотрим, как устроился Исаак на борту своей «Ганзы»...

Все уже собрались в путь, как вдруг профессор сказал:

- Граф Тимашев, не мог бы кто-нибудь из ваших людей выточить из здешней горной породы кубик с ребром в один дециметр?

- Мой механик сделает это без труда, - ответил граф Тимашев, - при условии, что ему дадут метр для измерения.

- Вероятно, у вас нет не только безмена, но и метра? - ворчливо спросил Пальмирен Розет.

Действительно, на складе колонии не имелось ничего похожего на метр. Бен-Зуф принужден был признать эту печальную истину.

- Но на борту «Ганзы», - добавил он, - наверняка все это найдется.

- Так идем туда! - воскликнул Пальмирен Розет, поспешно устремляясь в главную галерею.

Все последовали за ним. Несколько минут спустя Гектор Сервадак, граф Тимашев, Прокофьев и Бен-Зуф выбрались из пещеры на прибрежные высокие скалы. Они спустились на берег и направились к узкой бухте, где стояли «Добрыня» и «Ганза», скованные ледяным панцырем.

Несмотря на необычайно низкую температуру - тридцать пять градусов ниже нуля, - капитан Сервадак и его спутники, хорошо укутанные, тепло одетые, в толстых капюшонах и меховых шубах, без труда переносили стужу. Их бороды, брови и ресницы обледенели, так как пар от дыхания тотчас же замерзал на морозе. Забавно было смотреть на лица, ощетинившиеся тонкими, острыми, точно колючки дикообраза, иглами инея. Профессор, походивший при своем маленьком росте на медвежонка, казался еще свирепее обыкновенного.

Было восемь часов утра. Солнце быстро поднималось к зениту. Его диск, значительно уменьшенный расстоянием, напоминал полную луну в кульминации. Лучи уже совсем не грели, и даже свет их до странности потускнел. Прибрежные скалы у подножья вулкана и сама огнедышащая гора блистали чистой белизной снегов, выпавших еще в то время, пока галлийская атмосфера была насыщена парами. Всю гору, вплоть до самой дымящейся вершины, покрывала сплошная снежная пелена без единого темного пятнышка. По северному склону низвергался поток лавы. Там снега уступили место огненным каскадам, которые струились по извилистым склонам до отверстия главной пещеры, откуда ниспадали отвесно в море.

На сто пятьдесят футов выше пещеры зияла черная дыра, над которой раздваивался поток лавы. Из этого отверстия торчала труба телескопа. Там помещалась обсерватория Пальмирена Розета.

Ослепительно белая прибрежная полоса сливалась с ледяным покровом моря, так что границы между ними нельзя было различить. По сравнению с беспредельными снеговыми просторами небо казалось бледноголубым. На берегу виднелись отпечатки ног колонистов, которые ежедневно спускались к морю то колоть лед для добывания пресной воды, то кататься на коньках. На ледяной поверхности моря переплетались следы от коньков, напоминая круги, которые чертят на речной глади водяные насекомые.

От берега к «Ганзе» тоже вели отпечатки шагов - следы Исаака Хаккабута, который проходил здесь в последний раз после снегопада. Под влиянием сильных морозов эти следы затвердели, как камень.

От скалистых отрогов горного массива до бухты, где зимовали оба корабля, было не больше полкилометра.

Дойдя до бухты, лейтенант Прокофьев обратил внимание спутников на то, что ватерлиния «Ганзы» и «Добрыни» значительно поднялась. Тартана и шкуна возвышались теперь футов на двадцать над уровнем моря.

- Вот любопытное явление! - заметил капитан Сервадак.

- Не только любопытное, но и опасное, - отвечал лейтенант Прокофьев. - Очевидно, под корпусом кораблей, где глубина невелика, происходит постепенное замерзание. Мало-помалу ледяная кора утолщается и с непреодолимой силой выталкивает все, что в ней находится.

- Но этот процесс со временем прекратится? - спросил граф Тимашев.