Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн. 1

— Поздравляю с первым днем новой жизни, — ухмыльнулся Клутц. Его слова были встречены жалобным нытьем.

В стене распахнулся люк, в салон ворвался холодный пыльный ветер. Едва переставляя ноги, мы спустились по трапу. Зрелище оказалось не слишком впечатляющим. Одно бледно-розовое солнце пряталось за облаком пыли на горизонте, другого было не видать. Судя по разреженному холодному воздуху, база располагалась на возвышенности, возможно, на горном плато. Это гарантировало преобладающую летную погоду и максимум неудобств для возможного десанта противника. Вдали, заставив землю содрогнуться, стартовал звездолет, огонь сто дюз горел ярче заходящего солнца. Сержант приказал нам построиться и заявил:

— Отныне каждый из вас будет носить военное имя, прежнее может забыть навсегда. Военное имя состоит из прежнего с добавлением первых четырех цифр личного номера. Я читаю имя, названный проходит в казарму, садится на указанную койку и ждет дальнейших распоряжений. Гордо 7590 — койка номер один…

Я ждал, разглядывая унылую стену казармы, пока не услышал: —Жак 5138.

Едва переставляя ноги, я прошел в дверь, над которой красовался лозунг: «ЧЕРЕЗ ЭТИ ДВЕРИ ПРОХОДЯТ ЛУЧШИЕ СОЛДАТЫ В МИРЕ». Пол в казарме был каменный, его совсем недавно мыли. Стены — бетонные, тоже мокрые. Я поднял глаза к потолку — с него капало. Мне стало страшно — не иначе, кто-то из начальства помешан на влажной уборке помещений. Койки в казарме были трехъярусные, и моя, разумеется, оказалась на самом верху. На ней лежал скатанный матрац.

— Добро пожаловать в новый дом, — с искренним радушием в голосе произнес сержант, когда мы все с неискренним вниманием обернулись к нему. — Запомните хорошенько, как лежат скатанные матрацы, потому что они должны так лежать постоянно, за исключением времени, отведенного на сон. А у нас здесь не разоспишься, не надейтесь. Свое личное имущество будете хранить в нишах под полом, они открываются и закрываются все одновременно вот этой кнопкой.

Он коснулся кнопки на поясе. Послышался скрежет, и в полу образовалось множество прямоугольных отверстий. Один неудачно стоявший рекрут с воплем рухнул в нишу.

— Свет погаснет через пятнадцать минут. Нижайше прошу расстелить койки, но не укладываться раньше времени. Перед сном вы увидите учебный фильм и узнаете, что вас ждет завтра. Посмотрев кино, вы помолитесь богу или богам, кому как нравится, и ляжете баиньки. Спокойной ночи. — Он вышел.

Некоторое время в казарме стоял шелест — мы стелили койки, состоящие из худосочного матраца и тонюсенького одеяла. Надувная подушка, на которую ушли все мои последние силы, наверняка вскоре окажется спущенной. Пока мы стелились, в проходы между койками бесшумно опустились телеэкраны. Грянула бравурная музыка, на экране появился офицер, страдающий несколькими дефектами речи, и стал читать совершенно непонятные наставления, которые мы, разумеется, пропустили мимо ушей. Я высыпал из нагрудного кармана в свой ящик вещи и, как был, в одежде, вскарабкался на койку. Вскоре под заунывное бормотание офицера у меня сомкнулись век, и я почти заснул, как вдруг полыхнула ослепительная вспышка, и грянул гром. На экране возникла зловещая фигура в черной форме.

— Внимание, — зловеще произнес человек в черном. — Мы прерываем все запланированные передачи, чтобы сообщить вам следующее известие, — сделав жуткую гримасу, он встряхнул листок бумаги, который держал в руке. — На территорию нашей страны проник опасный шпион. Установлено, что вчера утром он прибыл на борту брастирского корабля. Вчерашние поиски в бухте не дали результата. В ходе сегодняшних поисков установлено, что шпион проник на прогулочный катер и украл несколько предметов одежды.

У меня стянуло кожу на затылке.

— В песке на пляже обнаружены вещи, как установлено, принадлежавшие шпиону. В настоящее время район поисков оцеплен, там объявлен комендантский час, тщательно обыскивается каждое здание. Возможно, преступник до сих пор носит украденную одежду. Тому, кто видел на ком-нибудь этот костюм, следует немедленно поставить в известность полицию или силы безопасности.

На экране появилось довольно точное компьютерное изображение вещей, которые я позаимствовал на катере. Некоторое время они медленно крутились в пространстве, потом появилась человеческая фигура. Вместо лица было белое пятно, но я не сомневался, что рано или поздно оно примет мои черты. Какой срок понадобится полиции, чтобы узнать мои приметы, проследить мой путь и выяснить, что я в армии? Дверь казармы с грохотом захлопнулась, лампы погасли. Я лежал, неподвижно глядя в темноту; в груди гулко стучало сердце.

Нелегко заснуть, узнав о том, что тебя разыскивают по всей стране. Но я уснул потому, что вымотался до предела и наконец-то оказался в горизонтальном положении, тепле и покое… С грохотом распахнулась дверь, и вбежавший сержант истошно завопил:

— Подъем! Хватит отлеживать задницы! Скатать койки! Вынуть из ящиков бритвенные принадлежности! По двое — в уборную! Ну, шевелись, ленивые свиньи! Живей, живей, живей!

Я успел проскочить в уборную прежде, чем в дверях возникла пробка. Умывальников было очень мало, но мне удалось протолкаться к одному из них. Взглянув в кривое зеркало на измученную, бледную, с запавшими глазами физиономию, я едва узнал себя. Я подумал, что с нами, наверное, сознательно обращаются по-скотски — хотят напугать, вывести из равновесия, сбить с толку, иными словами, подготовить для промывания мозгов, для полного разрушения личности. Ну уж нет! Мозги и личность Джима ди Гриза вам не по зубам! Сверхзвуковое лезвие противно заверещало, сбривая щетину. Сунув в рот автоматическую зубную щетку, я умылся и вышел из уборной. В дверях казармы снова появился сержант Клутц.

— Выходи строиться на поверку! — заорал он и тут же в страхе отпрянул: я ринулся на него, как бык. Сбежав с крыльца, я встал перед фонарем по стойке «смирно».

— Шутить вздумал? — процедил он сквозь зубы, брызжа слюной мне в лицо.

— Никак нет, сэр! — я выпятил грудь и ел начальство глазами. — Выполняю приказ, сэр! Мои старики, отец и дед, были солдатами, они говорили: нет лучшей доли, чем солдатская, нет в армии старше чина, чем сержант. — Я перестал орать и прошептал: — Сэр, скажу вам честно — я не мобилизованный. Я — доброволец. Пожалуйста, не говорите об этом ребятам, не то меня засмеют.

Он промолчал. В уголках глаз блеснули капельки влаги.

Или мне показалось? Как бы там ни было, он не отвесил мне оплеуху, а повернулся и пошел в казарму — пинками выгонять остальных рекрутов. После переклички, во время которой Клутц переврал великое множество имен, даже такое простенькое, как Бил, мы строем направились в столовую. Когда запахло настоящей едой, на мостовую, словно частый дождик, закапала слюна. Получив поднос, я глазам своим не поверил — камни под карамелевым соусом, не иначе! Впрочем, камни оказались мягкими, горячими и недурными на вкус. В мгновение ока опустошив тарелку, я бросился за добавкой. В те минуты мне казалось, что в армии не так уж плохо. Но я сразу выбросил эту мысль из головы. Нас кормили только для того, чтобы мы не умерли с голоду. Начальство рассуждало так: если некоторые рекруты не выдержат учебы, то не из-за плохой кормежки, а из-за слабости тела или недостатка силы воли. Кто останется жив — превратится в относительно крепкий закаленный винтик военной машины. После завтрака полагалась утренняя зарядка — вероятно, для лучшего усвоения пищи. Сержант Клутц вывел нас на широкую площадку, где уже упражнялись новобранцы. Нас поджидал инструктор — детина с чрезмерно развитой мускулатурой и непропорционально маленькой головой. У меня зубы задрожали от его рева: