Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

Дорогой друг!

Вы ждете ответов. Вместо него я напомню вам историю удивительного открытия, так занимавшего в 195… году газеты всего мира.

История эта в общих чертах вам хорошо известна, но я считаю необходимым сообщить вам некоторые подробности, пока они еще достаточно свежи в моей памяти.

Если вы внимательно прочтете эти тетради, в которых нет ни строчки вымысла, то поймете, почему я пишу их…

Уступая настоятельным просьбам моей дорогой жены и нашего сына Джима, молодого доктора биологии, я собираюсь изложить в этих тетрадях возможно полнее те удивительные события, которые развернулись в Эшуорфе лет тридцать пять назад, а также приключения, которые посылала мне судьба. Они происходили во времена, когда человечество оправилось от ужасов войны и думало наслаждаться длительным миром, не подозревая, что скоро будет снова ввергнуто в пучину величайших военных бедствий.

Часть происшествий и приключений может показаться кому-либо совершенно невероятной. Однако, полагая, что прогресс науки и техники бесконечен, надеюсь в недалеком будущем увидеть вместе с моими современниками изобретения и вещи гораздо более изумительные, нежели описываемые мною или сообщенные недавно сыном моим в его монографии «Разгадка природы фильтрующихся вирусов» (1966 год).

Воспоминания о днях моей юности сейчас невыразимо волнуют меня, но постараюсь изложить их спокойным тоном классиков, которых с детства приучил читать меня отец и которые своими произведениями внушают нам горячую любовь к нашей прекрасной родине.

Я буду искренне рад, если друзья почерпнут из моих записок полезные и поучительные сведения, ибо свет знания освещает путь человечеству, а внимательное наблюдение за поступками окружающих людей обогащает личный опыт каждого.

Поэтому, ободряя себя надеждой на снисхождение к моим недостаткам и слабостям со стороны тех, кому доведется читать эти тетрадки, я, Сэмюэль Пингль из Эшуорфа, сегодня, в ясное раннее утро 17 мая 1968 года, в день, когда мне исполняется пятьдесят лет от роду, приступаю к правдивому и возможно подробному изложению фактов.

Родился я в конце первой мировой войны в Эшуорфе, крошечном и уютном городке на берегу Атлантического океана, в семье Айзидора Пингля, письмоводителя конторы замка Олдмаунт, майората лорда Паклингтона.

У родителей я был последним ребенком и единственным, оставшимся в живых. Многочисленные братцы и сестрицы, рождавшиеся раньше меня, умирали в младенчестве. Естественно, что родители чрезвычайно любили своего «малыша». Мать моя не отличалась крепким здоровьем, и воспаление легких свело ее в могилу, когда мне исполнилось семь лет. Отец и я горько и безутешно оплакивали эту тяжелую утрату.

Отец вместе с дядюшкой Реджи, братом матери, старым холостяком, коротал дни своего вдовства в небольшом доме близ Рыночной площади. Дядюшка, отставной сержант Реджинальд Бранд, которому в 1917 году гранатой оторвало руку в Галлиполи, с гордостью носил военную медаль «За храбрость» и рассказывал мне множество удивительных историй. Кажется, они-то и зародили во мне сильное желание повидать тропические страны, чтобы самому познакомиться с тамошними чудесами. Тогда, ребенком, я и не подозревал, что действительность может оказаться гораздо причудливее тех приключений, о которых повествовал дядюшка, покуривая трубку перед уютным огнем камина в долгие зимние вечера.

Помнится, рассказывал он об одном корабле, который был так велик, что когда становился поперек Дуврского пролива, то его нос упирался в шпиц башни Кале на французском побережье, а развевавшийся на корме флаг смахивал в море с дуврских скал стада пасшихся там овец. Мачты этого корабля были так высоки, что мальчишка-юнга, отправлявшийся по вантам на верхушку, опускался обратно на палубу уже глубоким стариком с предлинной бородой. Рассказывал также дядюшка, будто ему пришлось однажды ехать на яхте в Вест-Индию среди островов по такому узкому проливу, что рукою можно было дотрагиваться до прибрежных скал, усеянных золотыми самородками и драгоценными камнями. Рассказывал он еще и о проливе Балламбанг-Джанг, который потом я тщетно разыскивал в географических атласах. На деревьях, росших по берегам этого узкого пролива, жило такое множество обезьян, что невозможно было управлять парусами: обезьяньи хвосты обязательно попадали в блоки и перепутывались с веревками.

Слушая эти истории, я давал себе клятву сделаться путешественником.

С течением времени добродушный мир дядюшки начал принимать оттенок таинственной мрачности, и к тому времени, о котором я собираюсь рассказать, дядюшка считался в Эшуорфе старым ворчуном и надоедливым спорщиком. Имея военную пенсию, дядюшка большую часть своего времени проводил в харчевне «Королевский тигр» в приятном для него обществе завсегдатаев этого учреждения. Хозяин «Королевского тигра», косоглазый Том Бридж, славился в окрестностях Эшуорфа как непревзойденный чемпион карточной игры. Водились за Бриджем и другие делишки. О них расскажу несколько позже.

Обычно дядюшка с раннего утра сидел в «Королевском тигре», пыхтя огромной бразильской трубкой, набитой «Западным сфинксом», то есть третьесортным табаком по четыре пенса за пачку, и медленно отхлебывал эль из солидной оловянной кружки, с видом человека, достаточно поработавшего на своем веку и теперь имеющего законное право беспечно тратить свою маленькую пенсию.

Нередко он возвращался домой навеселе и дразнил меня, называя «необлизанным медвежонком», на что я очень обижался. «Необлизанный медвежонок» означало «увалень». Это выражение происходило от глупого поверья, будто бы новорожденный детеныш медведицы не имеет медвежьего вида до тех пор, пока мать не вылижет его.

А я рос вовсе не увальнем, и у меня на руках наливались отличные мускулы.

Однажды я поспорил с дядюшкой серьезно, и он, извинившись, перестал дразнить меня.

После смерти мамы воспитание мое перешло к нашей старой служанке Оливии, так как ни отец, ни дядюшка не имели для этого достаточно свободного времени. Впрочем, вряд ли можно было назвать старания Оливии полноценным воспитанием. Оливия следила, чтобы я был вовремя накормлен, а курточка и штанишки мои были в исправности. Это приучало меня к аккуратности.