Джин Вулф - И явилось Новое Солнце (Книги нового солнца, Книга 5)

Высоко подняв золотую свечу, я начал подниматься по лестнице к каютам экипажа, выстраивая планы гораздо быстрее, чем перебирал ногами. Офицеры капитан, о котором упомянул перед смертью стюард, - отремонтируют мою каюту или дадут мне другую. Я бы попросил еще приставить к двери часового - не для того, чтобы он защищал меня (ибо я намеревался пребывать там не дольше, чем этого требовали приличия), а скорее для того, чтобы моим врагам было на кого напасть. Затем я бы...

При очередном моем вздохе вдруг зажегся весь свет, который был в этой части корабля. Я увидел ничем не закрепленную железную лестницу, где я стоял, и через паутину ее прутьев зелень и желтизну зверинца внизу. Справа от меня свет неразличимых ламп терялся в перламутровой дымке; слева отсвечивала влагой темно-серая стена, словно темное пещерное озеро, поставленное набок. Надо мной вполне мог быть вовсе не корабль, а облачное небо, в котором где-то над тучами светило солнце.

Это длилось не дольше одного вздоха. Я услышал далекие возгласы моряки сообщали друг другу то, чего ни при каких обстоятельствах нельзя было упустить из виду. Затем снова воцарилась тьма, еще более непроглядная, чем прежде. Я поднялся еще на сотню ступеней; свет помигал, словно все лампы устали так же, как я, и погас окончательно. Еще тысяча ступеней, и огонек золотой свечи превратился в маленькую синюю точку. Я погасил ее, чтобы сберечь остаток топлива, и продолжил подниматься в темноте.

Может быть, попросту оттого, что я выбирался из недр корабля к самой внешней его оболочке, которая удерживала наш воздух, меня пробрал озноб. Я попробовал шагать быстрее, чтобы согреться при ходьбе, но понял, что это выше моих сил. От поспешности я только начал спотыкаться, а нога, вспоротая асцианским пехотинцем в Третьей Битве при Орифии, грозилась погубить все остальное.

Одно время я боялся, что не узнаю этажа, на котором расположены каюты моя и Гунни, - но я, не задумываясь, сошел с лестницы, на мгновение засветил золотую свечу и, распахнув дверь, услышал скрип петель.

Уже закрыв дверь и нащупав койку, я почувствовал чье-то присутствие. На мой оклик ответил голос Идаса, беловолосого матроса, голос, в котором были смешаны опасение и любопытство.

- Что ты здесь делаешь? - спросил я.

- Жду тебя. Я... я надеялся, что ты придешь сюда. Не знаю почему, просто подумал, что ты можешь прийти. Тебя не было со всеми там, внизу.

Я промолчал, и он добавил:

- Там, на работе. Поэтому я тоже смотался и явился сюда.

- В мою каюту... Замок не должен был тебя впустить.

- Ты же не сказал ему об этом. Я описал тебя, а он меня знает, как видишь. Моя каюта тоже здесь неподалеку. Я сказал ему правду - что хочу лишь подождать тебя.

- Придется приказать ему не впускать никого, кроме меня, - проворчал я.

- Для друзей стоит сделать исключение.

Я пообещал учесть это, подумав, что уж его-то точно не будет в числе избранных. Вот Гунни - может быть.

- У тебя есть светильник. Наверное, лучше было бы, если бы ты зажег его.

- Откуда ты знаешь, что он у меня есть?

- Перед тем как открылась дверь, в коридоре на мгновение загорелся свет. Это был свет от твоего светильника, верно?

Я кивнул, тут же сообразив, что в темноте он не увидит меня, и сказал:

- Я предпочитаю не жечь его зря, чтобы надолго хватило.

- Понятно. Я удивился, почему ты не зажег его, чтобы найти койку.

- Я прекрасно помнил, где она.

На самом же деле я не зажигал золотую свечу исключительно благодаря собственной выдержке. Меня так и подмывало зажечь ее, чтобы посмотреть, не обожжено ли у Идаса лицо и не прокушена ли рука. Но рассудок подсказывал мне, что обожженный убийца сейчас скорее всего не в состоянии совершить вторую попытку, а тот, кто был так сильно укушен, навряд ли смог бы добраться до лестницы в воздушном колодце и опередить меня настолько, чтобы я не слышал, как он поднимался.

- Ничего, если мы поболтаем? Мне очень захотелось поговорить с тобой тогда, когда мы встретились и ты рассказал о своей родине.

- Это можно, - согласился я, - если ты не прочь ответить на пару моих вопросов.

На самом деле, конечно, мне хотелось перевести дух, пользуясь случаем. Я еще вовсе не отошел от случившегося, но и возможностью разжиться какими-либо сведениями пренебрегать было нельзя.

- Не возражаю, - сказал Идас, - и с большим удовольствием отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

Подыскивая какой-нибудь невинный вопрос для затравки, я снял ботинки и растянулся на койке, которая жалобно заскрипела.

- Ну, например, как называется язык, на котором вы общаетесь? - начал я.

- Тот, на котором мы сейчас разговариваем? Корабельный, конечно же.

- А другие языки ты знаешь, Идас?

- Нет, не знаю. Я, видишь ли, родился на борту. Это то, о чем я хотел тебя спросить: насколько отличается эта жизнь от жизни в настоящем мире? Я слышал много историй от членов экипажа, но все они - всего лишь невежественные матросы. Ты же, судя по всему, человек думающий.

- Спасибо. Родившись здесь, ты, наверно, видел много настоящих миров. Во многих ли из них говорят на корабельном языке?

- Признаться честно, я не каждый раз схожу с корабля. Моя внешность... ты, наверно, уже заметил...

- Пожалуйста, ответь на вопрос.

- Я думаю, в большинстве миров говорят на корабельном. - Мне показалось, что голос Идаса звучал немного ближе, чем раньше.

- Понятно. На Урсе на языке, который ты называешь корабельным, говорят только в Содружестве. Мы считаем его самым древним языком из всех, но до нынешнего дня я не был уверен, что это так.

Я решил завести разговор о том, что погрузило весь корабль в темноту.

- Было бы и вправду куда лучше, если бы мы могли видеть друг друга, верно?

- О, еще бы! Ты зажжешь свет?

- Да, сейчас. Как ты думаешь, скоро ли снова загорятся огни корабля?

- Их сейчас чинят в самых важных местах, - сказал Идас. - Но здесь не самое важное.

- А что случилось?

Я представил себе, как он пожимает плечами.

- Какое-то проводящее вещество попало на клеммы одного из больших отсеков, но никто не может понять, что именно. В общем, платы прогорели. И некоторые кабели тоже сгорели, а это уже никуда не годится.

- И все остальные матросы работают там?

- Почти вся моя команда.

Теперь я был уверен, что он придвинулся и стоит всего в эле от койки.

- Некоторых отослали с поручениями. Так я и ушел. Северьян, а твой мир, он красивый?

- Очень красивый, но и порядком страшный. Наверно, самое прекрасное это ледяные острова, которые плывут, словно морские странники, с юга. Они белые и зеленоватые и сверкают, как алмазы и изумруды, когда солнце освещает их. Море вокруг них кажется черным, но вода так чиста, что можно видеть их подводную часть, уходящую в океанские глубины...