Вивиан Итин - Каан-Кэрэдэ

— Я выписал поплавки для своих юнкерсов, — сказал в свое оправдание «Авиахим».

Бронев вспоминал полеты в Средней Азии. Он служил там, вместе с Нестягиным, на аэролиниях Добролета. Перебивая друг друга, авиаторы рассказывали о путях над Афганистаном, о холоде снежных хребтов и о шестидесятиградусном зное в долинах. Воздух кипел, взлетая и падая, незримые «воздушные ямы» наполняли атмосферу…

Громадные смолистые пни нагорали углями, от огня становилось сухо и знойно, Бочаров предложил реванш в шахматы. Партия была испанская.

Узлов перелистывал свою записную книжку. Она была наполнена перепиской с пилотом, подкрепленной ругательствами, сравнениями качеств мотора с различными качествами Лидочки, торопливой записью громких признаний крестьян о сказочной птице, влетевшей в неподвижную их жизнь… Он задремал, свернувшись под овчиной.

Ночь — костер — громадные крылья — аэроплан или — может быть — археоптерикс.

Узлову снились синие сопки, Туркестан и воздух.

Вдруг лопнула свеча, ровный гул мотора перешел в ружейную пальбу. Узлов проснулся, сел: в розовом рассвете через поляну бежали босые, простоволосые старухи, били в сковороды.

— Ведьмы! — сказал Нестягин.

— Это хорошо, — решил Бронев: — поблизости есть сумашедший дом, значит город не далеко.

— Ну, местечки, местечки!.. — закрякал Бочаров, ежась: — дуют нагишом в такой холод!

— А ничего, небушко летнее, — прищурился Бронев. — Ну, давайте выбираться из этой мышеловки: кто кого.

Мотор разодрал тишину, как занавеску. Нестягин спрыгнул, законфузился, сказал, что надо переменить пружину клапана. Бронев выключил. Тогда с опушки полетел крик: «Стяпан! Стяпан! Стяпан!».

Неспешно подошли два охотника, в полушубках, в шапках, в броднях, сказали, скидывая берданы: «Здравствуйте-ка» и «откель». В их лицах не было ни удивления, ни тревоги, они казались одинаковыми, как европейцам кажутся одинаковыми негры, только у одного борода была темная, а у другого, у Степана, с проседью. За темным на веревке, как собачонка, вышагивал медвежонок.

— Продай! — сказал Бронев.

— Купи.

— Два червонца!

Охотник чуть не перекрестился: вот послал Господь дурака, — медведя не видал.

— Это подарок Ермошке, — объявил Бронев.

— Ты что, опупел! — напустился Авиахим. — Куда мы его денем?

— Вам что же, тесно вдвоем? — помрачнел пилот.

— Дак с ним же медвежья болезнь, он…

— Ну, тогда сам садись за рули!

— Он у миня смирнай, Миша, — сказал охотник, испугавшись, что сделка разладится.

Бронев отдал деньги, потащил медвежонка к юнкерсу. Темный ушел помогать.

— Ну местечки, местечки! — вздохнул Бочаров. Он спросил Степана насчет «ведьм».

— А етта деревенька наша тута, — объяснил охотник.

— Ну?

— Обягали, видать, деревеньку стары: лихоманка шибко у нас народ трелит. Разны способы перебрали. Вадицу святу, огонь деревяннай. Таперь, должно, обягали. Ну, как ничо не помагат, в неволю черту свечку поставишь… И-их, ужась старуху взяла, верна! Вот, скажут, ета сама лихоманка на елани, как сатана ужасное, большое, с крыльями…

Охотник засмеялся.

— Болота у вас. Малярия.

— Болоты, правильна…

Железный доктор ссыпался сверху, замахал черными руками.

— Семен Семеныч! Действительно! Анофелесов здесь полно!.. Смотрите!

Комар сидел, как самолет с подломанным шасси, носом вниз. Охотники переглянулись, сквозь хвою бород усмешка:

— На эропланте летат, а комара боится.

Им было трудно представить, что комар страшнее аэроплана.

Бочаров завел проповедь о пользе хинина.

— Знам! — отмахнулся охотник. — Да где не укупишь хину? Купить ничо ни укупишься. Был у нас сельсовет, свой паря, при Толчаке порот, доставал. Как он таперь в атпуску, в тюрьме то-ись, за холодное отношение к возложенным на нево обстоятельствам (до подозримых в налоге не встрявал, што ль)… дык на ево место, сточь-вточь, силом не заташшишь. Бягут. Как выберим, так сбяжит челавек. Охотничать…

Нестягин развертывал пропеллер.

— Ну, подожжом, посмотрим, как медведь летат.

— Ha-ко, берите, — сказал Бочаров, сунул в шершавую ладонь бумажный мешочек с порошками хинина.

— Вот-та лафа нам: мядведя, схитрились, сходно продали, а ишшо придача. Да ты возьми хучь серяка за хину!

Бочаров взял гуся, пожал Степанову ладонь.

— Залетайте колда, — махнул шапкой охотник. — Чичас у нас начальник милицейский, из партизан наших. Самогон расследует. В Сиворжове он начальник. Дык скажем, вот попрет, чать…

Мотор не запускался. Моторы внутреннего сгорания подобны знаменитым писателям, которые в свою очередь напоминают моторы внутреннего сгорания. При всей видимой исправности, внутри у них иногда чего-то не хватает и они не действуют.

— Контакт!

— Есть кантакт!

Ж-ж-ж ж!

— Выключил!..

— Контакт!..

Медведь, привязанный к правому переднему сиденью, ревел, как свинья. Нестягин замаялся. Вертел Бочаров, вертел Узлов, вертели охотники. Бронев, восседая на Олимпе юнкерса, равнодушно зачеркивал труды смертных:

— Вы-клю-чил!

— Ну, неколды нам, — сказал один из охотников, вытираясь. — Силки нужно доглядеть.

Они постояли еще минуту.

— Контакт.

— Есть кантакт…

— Эх, он все кантарит, да кантарит!

Спины охотников, черные полушубки и ушанки, слились с чернотой дебрей. Снова замолчала нежить. Стало скучно. На миг показалось — не одолеть.

Мотор внезапно бухнул, взял, как ни в чем не бывало. Бронев следил за вехой, поставленной на той черте, где аэроплан должен был оторваться от земли. Бронев потянул рычаг. Аэроплан подпрыгнул и тяжело провалился: скорость была мала. Бронев убрал газ. Разгоряченный спущенными удилами, юнкерс едва остановился у стены елей.

— Выкини медведя? В нем полтора пуда лишнего весу! — заорал Авиахим.

— Ну, тогда сам садись за рули, — упрямо повторил пилот и повернул к старту.

Медвежонок, почуяв, что дело неладно, упорно лез в окно.

— Ну, местечки, местечки…

Были ветра северных румбов. Пилот уловил порыв посильнее, бросил самолет навстречу. Самолет оторвался дальше намеченной грани. Впереди, как смерть, мчались пятисаженные вершины. Зверем выл мотор. Высотный газ. На крутой волне вверх взмыл светлый, могуче выровнял крутые крылья. Внизу стремительный хаос. Узлов заметил улыбку. Это было так ново: не на земле, а в воздухе он впервые ощутил безопасность.

Едкий густой дым пошел от мотора. Смолистый таежный пожар. Бронев глотал дым, сжался, как хищник перед прыжком. Горело масло. Если огонь перейдет в карбюратор… Дым вдруг исчез. Бронев отдал рули, написал. — «От высотного газа лопнул один из поршней. Масло выгорело и потухло. Теперь долетим».

— Ну местечки, местечки…