Виталий Забирко - Путевые записки эстет-энтомолога

За это время мы преодолели более трети пути, пересекли еще одно лессовое плато и вышли в долину среднего течения Нунхэн. Здесь в реку впадало несколько притоков, и она, по-прежнему оставаясь мелкой, раскинулась в ширину чуть ли не за горизонт, изобилуя многочисленными островами нанесенного лесса. Великая Река текла по долине спокойно и неторопливо, но ее вялый ход был обманчив. Раз в пять-семь лет острова полностью перекрывали ей путь, и тогда река меняла свое русло. Массы воды устремлялись в долину, сметая все на своем пути. Иногда новое русло Нунхэн уходило за сотни километров от старого, и практически вся долина на аэровидеосъемке напоминала поверхность старого мертвого дерева с содранной корой, под которой усердно потрудились древоточцы.

Острова и берега густо поросли высокой травой, кое-где виднелись кусты и низкорослые деревья. Я с недоумением оглядывал окрестности. Когда Ниобе показывал мне видеозапись места в среднем течении Нунхэн, где он поймал свою «скорбящую вдову», берега реки выглядели удручающе голыми.

В этот вечер мы разбили лагерь в рощице редко-лиственных деревьев, дававших какую-никакую тень. Пока я устанавливал автоматический сачок, Тхэн развьючил долгоносое и отпустил их пастись. При этом он, как всегда, разговаривал с животными, предупреждая, чтобы они далеко не отходили от лагеря, потому что неподалеку бродит тигр. Вообще мой проводник постоянно что-то бормотал себе под нос, обращаясь то к долгоносом, то к реке, то к траве, деревьям, солнцу, пустыне… Причем разговаривал он так, будто вел диалог, а я просто не слышал собеседника. В начале пути это меня веселило и развлекало, но потом я привык и перестал обращать внимание.

Закончив установку сачка, я достал из спальника дневник и, насилуя себя, записал новые координаты, километраж сегодняшнего пути, дневную температуру и атмосферное давление, хотя все эти данные автоматически отмечались на моем наручном календаре. Но, как я ни силился, описать безликий день у меня не хватило фантазии. Тем временем Тхэн поймал хрящевую черепаху, собрал каких-то трав и кореньев и сварил суп. И я был чрезвычайно ему благодарен, когда он, позвав ужинать, прервал мои мучения.

Наученный горьким опытом, я теперь наливал суп в отдельную миску и только тогда солил его. Тхэн на словах не возражал, хотя каждый раз неодобрительно качал головой.

Мы уселись по разные стороны костра и стали есть. Я — ложкой из миски, а Тхэн — прихлебывая суп через край глиняной чаши.

— Сахим, — проговорил Тхэн, — давайте переберемся на другой берег. Я высмотрел здесь хороший брод. С острова на остров…

— Зачем? Там что, бабочек больше? — спросил я чисто из чувства противоречия. Я и сам собирался где-то здесь переправляться на тот берег, потому что километрах в ста вниз по течению на этом берегу находилось селение племени нухолосов. А встреч с аборигенами я намеренно избегал.

— Долгоносы устали, — сокрушенно покачал головой Тхэн. — Потертости у них на спинах от груза. Им отдохнуть надо, раны залечить…

Здесь мой проводник был прав. Местами хитиновый панцирь на спинах долгоносое протерся до самых мышц, и хотя с помощью Тхэна животные успевали за ночь нарастить новый, был он тонким, некрепким и за день перехода вновь протирался насквозь.

— А почему для этого надо переходить на другой берег?

— На том берегу в двух дневных переходах есть селение.

Я поперхнулся и закашлялся. Как — на том берегу? Неужели я до такой степени вымотался, что стал путаться в карте? Ни слова не говоря, я достал карту и развернул ее. Нет, все правильно. Селение нухолосов находится на нашем берегу. Не верить карте я не мог, но, зная Тхэна, ему тоже.

— Здесь что, два селения? — спросил я.

— Почему — два? — теперь уже удивился Тхэн. — Селение в этой долине одно. И живут в нем нухолосы.

— А с чего ты взял, что оно на том берегу? На моей карте селение на нашей стороне реки.

— Было здесь, сахим, — согласился Тхэн. — Еще двадцать дней назад было. Теперь селение за рекой.

Я недоуменно поднял брови.

— Почему?

— Скоро Нунхэн будет искать себе новый путь. И потечет там, где раньше жили нухолосы.

«Понятно… — подумал я. — Теперь многое понятно. В том числе, почему на аэровидеосъемке консула берега реки голые и пустынные. Видимо, консул поймал парусника в тот момент, когда Нунхэн изменила русло. Так сказать, на новых берегах…»

— Это тебе Колдун сказал?

— Да, сахим. Он разговаривал с Колдуном нухолосов.

— И как скоро река изменит свой путь?

— Скоро, сахим. На третью ночь.

Я прикинул в уме. Хороша ситуация, нечего сказать! Продолжая идти вдоль берега, мы как раз попадем под наводнение на месте бывшей деревни. Если мы уже не в его зоне.

— Спроси у Колдуна, вот здесь, где мы сейчас находимся, вода нас не накроет?

Тхэн рассмеялся.

— Зачем тревожить Колдуна по пустякам? Я и сам знаю, сахим. Река начнет поворачивать вон там. — Он махнул рукой вниз по течению. — Видите большой остров с деревьями?

— Значит, нам здесь ничего не грозит?

— Ничего, сахим.

Я задумался. Идти сейчас вперед не имело смысла, а переправляться на другой берег — нельзя. Оставалось одно: переждать наводнение здесь. Я вновь развернул карту и, сверив на запястном календаре хронометраж пройденного пути с его разбивкой по карте, убедился, что опережаю составленный дома график на трое суток. Маловато. Сидеть здесь придется минимум неделю, пока новое русло Нунхэн более-менее установится и уровень воды нормализуется. Значит, потом, чтобы войти в график, нужно увеличивать либо скорость каравана, либо время дневных переходов. Прямо сказать, перспектива невеселая…

Я вспомнил, с каким напряжением мы штурмовали второе лессовое плато, и понял, что такого темпа могу не выдержать. А если в этот момент меня атакует млечник? И тут до меня, наконец, дошло.

Идиот! Нет, кажется, я действительно отупел до маразма. Изматывая себя непосильными нагрузками, лишь бы только не выбиться из графика, я тем самым облегчаю млечнику его задачу. Ведь он только и ждет, когда я вымотаюсь до изнеможения, чтобы взять меня без всякого сопротивления! Конечно, соблюдение графика играет не последнюю роль в моем предприятии, но не ценой же собственной жизни наверстывать просроченное время? Так легко из охотника превратиться в дичь.

— Решено, — сказал я Тхэну. — Завтра ставим здесь палатку и отдыхаем. Шесть дней.

— Может, все-таки пойдем в селение, сахим? — несмело предложил Тхэн.

— Нет. Бабочки не любят жить рядом с человеческими жилищами, — на ходу выдумал я причину. Тхэн рассмеялся.

— Это, наверное, у вас, людей, — сказал он. — Мы живем в дружбе со всем живым.

— Знаю, — кивнул я. — Но бабочка, на которую я охочусь, обитает не на Пирене. А я говорю о ней.