Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

„За себя я не боюсь, — подумал Бейли. — Вот как быть с Джесси и Беном?“

В его мысли ворвался голос доктора Фастольфа:

— Мистер Бейли, вы меня слышите?

Бейли вздрогнул:

— Да.

Как долго стоял он, застыв как истукан?

— Прошу вас присесть, сэр. Теперь, когда вы обдумали свои проблемы, быть может, вы пожелаете посмотреть пленку, снятую нами на месте преступления?

— Нет, благодарю вас. У меня дела в городе.

— Но ведь дело доктора Сартона важнее.

— Не для меня. Я уже, наверное, отстранен. — Тут он внезапно взорвался: — Черт возьми, если вы могли доказать, что Р. Дэниел робот, почему вы сразу этого не сделали? Зачем было устраивать какой-то фарс?

— Дорогой мистер Бейли, меня очень интересовали ваши выводы. Что касается отстранения, то я в этом сомневаюсь. Я уже просил комиссара оставить вас. Полагаю, что он согласится.

Бейли с неохотой опустился на стул.

— Чем вызвана ваша просьба? — спросил он недружелюбно.

Доктор Фастольф забросил ногу на ногу и вздохнул.

— Мистер Бейли, мне встречались только два типа эемлян: бунтовщики и политиканы. Баш комиссар нам полезен, но он увлекается политикой. Он говорит нам то, что нам хочется услышать. Он нас обхаживает, так сказать. Вы же приходите сюда и обвиняете нас в чудовищных преступлениях и стараетесь доказать свою правоту. Мне это понравилось. Это отрадное явление.

— Отрадное ли? — с сарказмом переспросил его Лайдж Бейли.

— Определенно. Вы тот человек, с которым можно говорить откровенно. Вчера ночью, мистер Бейли, Р. Дэниел связался со мной по субэтеральному каналу. Кое-что в его сообщении о вас меня заинтересовало. Например, ваши книгофильмы.

— А что в них особенного?

— Большинство из них на исторические и археологические темы. Значит, вы интересуетесь человеческим обществом и кое-что знаете, об его эволюции.

— Даже полицейский, если пожелает, может посвящать свободное время книгофильмам.

— Совершенно верно. Но мне нравится их тематика. Ваш интерес к истории поможет мне объяснить вам кое-что. Прежде всего речь пойдет об исключительности жителей Внешних Миров. Вот мы живем в Космотауне, не бываем в городе, очень редко и со всякими ограничениями общаемся с землянами. Мы дышим наружным воздухом, но при этом пользуемся фильтрами. И сейчас у меня в ноздрях фильтры, на руках — перчатки, и я стараюсь не подходить к вам очень близко. Как вы думаете почему?

— Нет смысла гадать, — угрюмо ответил Бейли. „Теперь его черед говорить“.

— Как многие земляне, вы могли бы ответить: потому что вы, мол, презираете землян и из опасения утратить свое превосходство не хотите, чтобы вас касалась даже их тень. Но это не так. Правильный ответ очевиден. Тот медицинский осмотр, который вы прошли, а также душ и прочее вовсе не часть ритуала. Они продиктованы необходимостью.

— Болезни?

— Да, болезни. Дорогой мистер Бейли, первые земляне, завоевавшие Внешние Миры, оказались на планетах, где полностью отсутствовали земные бактерии и вирусы. Они привезли своих, разумеется, но вместе с тем они обладали совершенными медицинскими и микробиологическими методами. Тем более, что им пришлось иметь дело с малым количеством микроорганизмов при полном отсутствии промежуточных хозяев — кормильцев паразитов. Не было ни комаров — разносчиков малярии, ни улиток, распространяющих шистозоматоз. Поэтому разносчики болезней были скоро уничтожены, а полезные бактерии беспрепятственно размножались. Постепенно на Внешних Мирах болезни исчезли. Естественно, со временем к иммигрантам с Земли стали предъявляться все более строгие требования, так как Внешние Миры все больше и больше опасались заразных болезней.

— А вы когда-нибудь болели, доктор Фастольф?

— Да, но не инфекционными болезнями. Мы подвержены таким заболеваниям, как, например, атеросклероз, но у меня никогда не было того, что вы называете гриппом. Заразись я им, я бы наверное не выжил. У меня к нему нет никакой сопротивляемости. Вот в чем беда всех жителей Космотауна. И все мы очень рискуем. Ведь Земля кишит болезнями, от которых у нас нет защиты, естественной защиты. Вы сами являетесь носителями микробов почти всех известных болезней. Вы этого не чувствуете, поскольку постоянно контролируете их при помощи антител, выработанных вашим организмом за многие годы. В моем организме антител нет. Вы удивляетесь, почему я стараюсь держаться подальше от вас? Поверьте мне, мистер Бейли, только в целях самозащиты.

— Если это так, почему не растолковать это землянам? — предложил Бейли. — Объяснить, Что дело не в вашей заносчивости, а в той реальной опасности, которая вам угрожает.

Космонит покачал головой. — Нас мало, мистер Бейли, к тому же нас не любят, как всех иностранцев. Мы сохраняем нашу безопасность, поддерживая в ваших людях шаткое представление о нас как о существах высшего порядка. Мы не можем уронить свой престиж, признав, что мы просто боимся приблизиться к жителю Земли. По крайней мере, до тех пор, пока земляне и космониты не научатся понимать друг друга.

— Если положение не изменится, это произойдет не скоро. Мы… они ненавидят вас как раз за это мнимое превосходство.

— В этом вся проблема. Не думайте, что мы этого не понимаем.

— Комиссар знает обо всем этом?

— Мы с ним никогда так откровенно не беседовали. Наверное, догадывается. Он ведь умный человек.

— В таком случае он должен был рассказать мне об этом, — как бы про себя произнес Бейли.

Доктор Фастольф удивленно поднял брови.

— И тогда вы не стали бы подозревать в Р. Дэниеле космонита. Так ведь?

Бейли только слегка пожал плечами.

— И вы были бы правы, — продолжал Фастольф. — Помимо психологических трудностей — влияния на нас ужасного шума и толп людей, — можно прямо сказать, что войти на территорию города для любого из нас равносильно самоубийству. Вот почему доктор Сартон предложил создать человекоподобных роботов, которые вместо людей могли бы общаться…

— Да, да. Р. Дэниел рассказывал мне.

— И вы это осуждаете?

— Послушайте, — сказал Бейли, — раз уж мы говорим откровенно, позвольте задать вам простой вопрос. Зачем вы, космониты, пришли на Землю? Почему бы вам не оставить нас в покое?

— Но и не хорошо. Нью-Йорк тратит массу усилий на то, чтобы добывать себе воду и удалять отбросы. Атомные электростанции работают на уране, запасы которого скудеют даже на других планетах солнечной системы, а потребности в нем все возрастают. Жизнь города зависит от того, вовремя ли прибудет древесная масса для дрожжевых баков или минеральные соли для гидропонных установок. Наконец, проблема вентиляции. Иными словами, сохраняемое равновесие зависит от тысяч и тысяч разнообразных проблем, которые усложняются с каждым годом. Что произойдет с Нью-Йорком, если нарушить это равновесие хотя бы на час?