Юрий Глазков - Безумцы на орбите

— Кончай трепаться, Док, что они там еще говорят? — оборвал его Вольф.

— Опять зовут, говорят, утечка растет, видно, дыра расширяется. Очень нас просят, они догадались, что мы на орбите, это они сами говорят и просят не отмалчиваться. Вольф, надо бы помочь, они рядом.

— Ты что, сдурел, Док, или тебе нужно прочитать инструкцию, вон, спроси у Ящика, что написал в ней папаша с большой звездой. Кстати, ее утвердил Президент, если твои мозги кое-что забыли. Тебе что, летать надоело, или тебе мало платят? Сиди и не рыпайся, а то я применю к тебе то, что мне разрешено в этой же инструкции. А ну, Ящик, дай-ка строчки 22-го параграфа этому болвану с мягким сердцем и хорошими ушами, тоже мне, полиглот, уже и французский выучил. Наверное, в ночных клубах Парижа, слюнтяй. Или со своей… как ее, Жаннет, что ли…

— Не трогай Жаннет, — твердо и с угрозой сказал Док, глаза его стали наливаться злостью, такого еще не бывало.

Обстановку разрядил Ящик.

— Параграф 22 в верхнем левом углу на дисплее, — бубнил он.

На дисплее светилось: «При наличии на борту боевых зарядов категорически исключено:

— посадка на чужой территории;

— пребывание на борту лиц, не занесенных в регистр, даже соотечественников, при полете в космос, на суше и на море».

— Понял или нет: «…при полете в космос… даже соотечественников», а ты чего заскулил? А если б нас тут не было, тогда что? Все, хватит, слушай приказ: режим радиомолчания, сидеть тихо и выключи на полчаса приемники, чтоб не разорвалось твое доброе сердце.

У Дока сверкнули на глазах слезы, и он резко ткнул клавишу выключения приемников. Полчаса прошло в гробовом молчании, и действительно, в ста милях от них летел корабль, навсегда потерявший свой экипаж.

Настроение было подавленным.

— По программе полета отработка сближения с чужим космическим объектом, скрытно, без облучения его радарами, в ручном режиме, автоматы как будто отказали, — провозгласил Ящик.

— Док, хватит ныть и расстраиваться, вспомни, сколько наших парней осталось в космосе, сгорело на Земле, разлетелось в небе на куски, раздираемые взрывом ракет. Хватит, за работу. Если тебе их так жаль, подойди к ним, посмотрим, что там, — угрюмо и зло приказал Вольф, автоматы отключить, Док, хватайся за ручки и покажи свое мастерство, ты это умеешь делать, мой верный пилот.

Док молча занял место пилота и повел корабль к чужаку. Миниатюрный корабль летел, беспорядочно кувыркаясь, как подбитая птица с разбитым крылом. Док сблизился и летел совсем рядом. В иллюминаторе мелькнули тени — обнявшиеся фигуры медленно вращались в невесомости, попеременно приближая к иллюминатору свои застывшие, бледные лица — немой укор живым. Глаза широко распахнуты, рты полуоткрыты в последнем глотке живительного воздуха. В иллюминаторе мелькнуло лицо Пьера… Джим судорожно сглотнул, с Пьером он встречался не раз в Вене, Праге, Париже. Бледное лицо Пьера исчезло, и на Дока в упор смотрели огромные, навсегда лишенные жизни глаза Жаннет, длинные густые волосы ее разметались в невесомости, губы полуоткрыты, черные глаза широко распахнуты в изумлении от человеческой подлости.

Док в ужасе глядел и глядел на Жаннет, перед ним как на киноленте мелькали их встречи, побережье солнечной Ливии, песчаный пляж, одинокая вилла, купанье в волнах прибоя, счастливый смех Жаннет, ее хрупкая, чуть мальчишеская фигурка, ее ласковые руки и волосы, водопадом струящиеся по ее лицу, их счастье, его счастье…

Руки Дока судорожно сжимались в кулаки, слезы застилали глаза, рыдания сотрясли его тело… Док потерял контроль, корабль дернулся, словно ему передались рыдания его пилота, и многотонная махина резко поплыла навстречу глазам Жаннет… Удар, треск, скрежет рвущегося металла возвестили о столкновении. Вольф с проклятиями вышвырнул из кресла Дока и включил двигатели на отход, но назад они поплыли вместе с французским кораблем, это чувствовали опытные руки Вольфа. Вольф бросился к заднему иллюминатору. Картина была ужасная. Удар пришелся отсеком полезной нагрузки. Створка проломилась, вцепившись рваными краями в корабль французов. И здесь судьба не пожалела пилотов «Улыбки Иуды»: к иллюминагору приникло лицо Жаннет, но искаженное ударом, словно гримаса боли пробежала и застыла на ее красивом лице.

— Болван, — орал Вольф, — отстраняю тебя от пилотирования, лишаю, штраф, уволю…

Его бессвязные угрозы и ругательства разделили корабль словно на два мира: мир горя и страдания и мир грубости, хамства и бессердечия.

Док молча приник к иллюминатору и впился взглядом в Жаннет. Док проникал в глубину ее черных глаз и читал, читал в них правду о себе, о своей стране, о своем корабле, по телу Дока пробежала волна, его словно затрясла какая-то внутренняя сила, он захохотал, тыча пальцем в иллюминатор, а потом молча и злобно кинулся на Вольфа. Но тот был не простой орешек. Увесистый кулак Вольфа встретил безумного пилота еще в полете, и Док отлетел к заднему борту.

— Связать, — коротко бросил Вольф.

Оторвать Дока от иллюминатора было трудно, он цеплялся за поручни с силой безумного и все смотрел, смотрел и смотрел на Жаннет. Наконец его связали, накрепко примотав бинтами к креслу. Док пел песни, выкрикивал лозунги о силе и власти, выл, плевался, сыпал ругательствами, плакал и читал наизусть все параграфы инструкции о полетах военных кораблей.

Деятельный Вольф отдавал распоряжения готовиться к выходу в открытый космос.

— Может, расцепим и отбросим этот чертов корабль, — отчеканил он.

— Нет, кэп, ничего не выйдет, выходной люк заклинило, а главное, что пятый контейнер поврежден, чужак попал в него своими двигателями, смял обшивку и на корпусе контейнера трещина. Небольшая, но есть утечка, радиация растет, через сутки будет опасно для экипажа, — прервал его Джим.

— Ящик, что делать? — быстро запросил Вольф.

— Пробуй вращением оторвать их, больше нечем.

Вольф крутанул свой корабль, но все было бесполезно. Корабль французов вцепился им в хвост мертвой хваткой.

От перегрузок безжизненные тела космонавтов бросало в разные стороны, в иллюминаторе возникали дикие картины сплетенных рук, ног. Док кричал, что им больно, и до крови искусал губы, глаза его налились кровью, и, казалось, вот-вот он вырвется из крепких пут. Но не смог и в бессилии своем заснул безумным сном.

Вольф прекратил бесполезные маневры. Всем стало очевидно, что от чужака не избавиться, а идти на посадку с ним на хвосте равносильно самоубийству. Радиация росла, времени оставалось все меньше и меньше.

Вольф решил попробовать полной тягой маршевых двигателей сбросить чужой корабль — двигатель не включился, видно, удар повредил его.

— Все, больше нет шансов, — выдохнул Вольф, — зовем на помощь.