Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел

Бёртон, услышав чей-то незнакомый голос, обернулся. Темная фигура на вышке теперь ожила и что-то вопила в густом тумане. Другие голоса, менее громкие, чем голос впередсмотрящего, с трудом пробивались сквозь туман.

Большой круглый темный предмет стал теперь еще больше. В свете звезд он выглядел как голова какого-то гиганта. Бёртон прикинул, что расстояние между вышкой и этим объектом составляло около ста метров. А это означало, что надвигавшийся на них плот имел огромные размеры. Бёртон не знал его ширины и надеялся избежать знакомства с этим обстоятельством на практике до тех пор, пока корабль благополучно не обогнет остров.

Как раз в тот момент когда Бёртон снова вернулся к своим делам, он заметил, что на вышке появился еще один человек. Человек бешено размахивал руками, а его пронзительный голос заглушал голос впередсмотрящего.

— Берегись! — закричал Фрайгейт.

Бёртон не винил его за панику, прозвучавшую в этом возгласе. Он и сам был как в лихорадке. Вся эта масса с ее колоссальной инерцией — сотни, а может, тысячи бревен — шла прямо на «Хаджи-2».

— Толкайте изо всех сил! — орал он. — Нас раздавит, если мы не уберемся с дороги!

К тому времени бушприт — большое бревно, торчащее на носу корабля, — уже вышел из-под прикрытия скалы. Еще несколько рывков, и корабль обогнул бы угол скалы, течение подхватило бы «Хаджи-2» и унесло его прочь от скалы и от опасности.

Крики с плота приближались и становились все громче. Бёртону все же удалось бросить взгляд на вышку. Теперь она была всего лишь футах в 400-х, или в 122 метрах. Больше того, боковая поверхность вышки предстала под другим углом. Бёртон яростно выругался — ведь это означало, что плот развернулся или разворачивается, что он меняет курс, чтоб не налететь на остров прямо в лоб. К сожалению, он поворачивал влево, а не вправо.

— Навались!!! — орал Бёртон.

А любопытно, где эта вышка? На самом носу или отступя от него? Если последнее, то тогда перед ней торчит еще здоровенная часть плота. А это означает, что под прикрытием тумана эта передняя часть уже совсем вплотную подобралась к его кораблю.

Во всяком случае, плоту скалу не миновать. И Бёртону наплевать на это, если только при столкновении не пострадает и «Хаджи-2».

Человек на вышке выкрикивал команды на неизвестном языке, глухо звучавшие в тумане.

Теперь уже и нос «Хаджи» миновал скалу. Но тут же сильное боковое течение прижало корабль к скалистой стене, и шесты соскользнули с нее, так как скала тут была еще более гладкой.

— Толкайте, сучьи дети, толкайте! — гремел Бёртон.

Раздался рев, палуба подпрыгнула вверх и наклонилась к стене.

Бёртона швырнуло на сверкающую твердь, которая превратила его в нечто аморфное и незрячее. Он смутно ощутил, что падает обратно на палубу, что лежит на спине и пытается подняться в этой загустелой серой жиже. Кругом слышались вопли. Эти вопли, да еще треск ломающихся шпангоутов и громкий взрывной звук — результат удара плота о скалу, были последними звуками, которые успел услышать Бёртон.

Туман ослепил Джилл Галбирру.

Только держась вплотную к правому берегу Реки, она могла разобрать смутные очертания питающих камней. Они казались зловещими, как чудовищные мухоморы, разбросанные по безжизненной пустыне.

Следующий питающий камень будет концом ее одиссеи. Она пересчитывала все, мимо которых проплывала; считала всю ночь напролет.

А сейчас — призрак в призрачном каноэ — она продолжала работать веслом. Ветер умер, но она сама слегка оживила его, вернее, породила псевдоветер, направляя свое каноэ против течения. Теплый, насыщенный влагой воздух легко касался ее лица, подобно завесе из эктоплазмы [6] Эктоплазма — эманация, истекающая из тела медиума при материализации духов. .

Теперь она уже видела огонек у того камня, который был целью ее путешествия. Крошечная, еле заметная искорка. Но растет, разгорается во тьме призрак огня, и уже слышны голоса людей. Бестелесные голоса.

Она сама, подумала Джилл, должна походить на призрак монахини. Белые одежды, скрепленные невидимыми магнитными скрепками, почти полностью скрывали ее тело. Одно из полотнищ образовывало капюшон, так что кто-нибудь, наблюдавший за ней из тумана, мог увидеть вместо ее лица только темный провал в серой полутьме.

Ее жалкие пожитки валяются на дне каноэ. В этой влажной, сумрачной, как бы шерстистой духоте они были как два маленьких зверька — белый и серый. Рядом с ней стоял высокий металлический цилиндр — ее «коробка для сладостей». Подальше — белый узелок из материи, в котором лежали всякие мелочи. Бамбуковая флейта. Кольцо из дуба, с вделанным в него нефритом — подарок любовника; любовника, расставшегося с ней и, насколько она знала, мертвого в полном смысле этого слова. Мешочек из кожи «речного дракона», набитый всякой мишурой и воспоминаниями. К узлу был привязан невидимый в темноте чехол с тисовым луком и колчан со стрелами.

Под скамейкой лежало еще копье — бамбуковый ствол с наконечником из рыбьего рога. Рядом с ним — два тяжелых боевых бумеранга и мешок с двумя кожаными пращами и сорока булыжниками.

По мере того как пламя разгоралось, голоса становились слышнее. Кто они? Стража? Пьяные дебоширы? Рабы, рассчитывающие на поимку таких, как она? Ранние черви, надеющиеся поймать птичку? [7] Инверсия пословицы «Ранняя птичка находит червя».

Она мрачно усмехнулась. Если они любят насилие, что ж, они его получат.

И все же скорее всего пьяницы. Если то, что она слыхала в низовьях, — правда, она находится на мирной территории. Ни Пароландо, ни его соседи не практиковали «граального рабства». Согласно ее информации, она смело могла бы путешествовать и днем. Ее приняли бы, она могла бы свободной уйти или остаться. Более того, говорили, что эти пароландцы строят гигантский воздушный корабль.

Но недоверие, можно сказать, было неотъемлемой чертой ее характера, хотя поставить ей в вину это было нельзя. Если учесть ее ужасный опыт. Поэтому она и решила затаиться во тьме. Это требовало больше труда и влекло за собой множество неудобств; эффективность путешествия тоже могла оказаться низкой. Приходится делать выбор между выживанием и эффективностью, но в дальнейшей перспективе выживание можно было рассматривать как наивысшую эффективность, независимо от того, сколько времени и труда на это уйдет.

Смерть теперь уже не была временным явлением в долине Реки. Воскрешения, по-видимому, почти прекратились, а с их исчезновением вернулся и древний страх перед гибелью.

Теперь огонь пылал уже так ярко, что можно было хорошо рассмотреть огромный каменный гриб. Четыре фигуры — четыре черных абриса — то и дело мелькали на фоне костра. До Джилл уже доносился запах горящего бамбука и сосновых веток и еще то, что показалось ей сигарным дымом. И почему такой омерзительный продукт распространяется таинственными дарителями?