Николай Трублаини - Глубинный путь

Когда Лорис шел на свое место, в зале раздалось несколько негромких одобрительных восклицаний. Я ожидал даже рукоплесканий, но члены совета пока сдерживали себя.

Слово получил профессор Кучин.

Когда он шел к трибуне, я оглянулся и увидел, что мой сосед, Кротов, пишет в президиум записку с просьбой дать слово и ему.

Кучин откашлялся, вытер платком лицо и заявил, что не может целиком согласиться с предыдущим оратором.

— И все-таки в словах уважаемого Григория Борисовича, — он сделал легкий поклон в сторону Лориса, — есть немалая доля правды. Для всех, кто более или менее знаком с туннельным строительством, ясно, что никакой необходимости герметизировать туннель не существует. И в самом деле, это лишняя, очень дорогая и ничем не оправданная затея. Сам собой туннель такого типа, как наш Глубинный путь, является почти целиком герметическим и без специального оборудования, которое здесь предлагают.

Розовощекий профессор не употреблял резких слов, не называл ни начальника строительства, ни главного инженера туннельных работ. Он осторожно, словно боясь обидеть оппонента, оспаривал некоторые положения в докладе Макаренко, высказал сожаление по поводу мелочности некоторых замечании Лориса и, развивая мысль о необходимости отказаться от герметизации туннеля, не столько осуждал, сколько уговаривал авторов этой идеи.

— Мы знаем, что молодые люди, даже талантливые инженеры, — может быть, именно потому, что они талантливы, — подвержены фантастическим увлечениям, не учитывают предыдущей практики, жизненного опыта, технических возможностей и экономической целесообразности. Таким людям нужно помочь, это обязанность их опытных коллег. Осознав свою ошибку, исправляя ее, молодой инженер станет ценным специалистом.

Всем было понятно, что профессор Кучин имеет в виду Макаренко и намекает ему на необходимость признать свои ошибки, отказаться от герметизации туннеля и тем самым не лишить себя возможности далее работать на строительстве Глубинного пути.

— Иногда, — говорил Кучин, — юношеская горячность делает чудеса, энтузиаст увлекает окружающих и вселяет в них веру в неосуществимые проекты. Такая горячность — прекрасная вещь. Нужно только помочь тем, кто находится под ее гипнозом, освободиться от минутного ослепления, рассеять отдельные неверные представления энтузиаста, переключить его горячность на реальную творческую работу…

Теперь профессор имел в виду Саклатвалу. Начальник строительства откинулся в кресле и спокойно, поглаживая свою роскошную бороду, слушал эти намеки. Исключительное спокойствие во время выступлений как первого, так и второго оратора сохранял и Макаренко. Он внимательно слушал, поглядывая на оратора или на кого-нибудь из членов совета, изредка делал пометки в блокноте, поглядывая то на оратора, то на кого-либо из членов совета.

Выводы Кучина были не такими решительными, как выводы его предшественника. Он тоже отбрасывал идею герметизации туннеля, но требование устранить Макаренко со строительства не поддерживал.

Сошел он с трибуны, провожаемый полуироническими взглядами присутствующих.

— Слово предоставляется инженеру Опоку, — сказал Саклатвала.

По залу прошло движение. Люди выпрямились в креслах. Очевидно, от этого выступления ожидали чего-то особенного.

Опок начал с теоретического рассмотрения системы шахтного строительства. Высоко оценив темпы пробивания шахт на Глубинном пути, он внес несколько важных предложений и наконец подошел к главному — к идее герметизации туннеля. Он подверг уничтожающей критике все аргументы Макаренко в защиту герметизации.

— Основной порок этой идеи в том, что, согласившись на герметизацию, мы истощаем наше народное хозяйство огромными лишними затратами и задерживаем, тормозим открытия туннеля почти на год. Вы знаете из выступления представителя Генерального штаба, чем это грозит. Над нами нависла огромная опасность. Чтобы ликвидировать ее, чтобы в ближайшем будущем спасти жизнь сотен, а возможно, и миллионов людей, чтобы одолеть врага, который готовится к нападению на нас, надо немедленно заканчивать строительство туннеля.

Он обратился к сессии и заговорил тише, как бы подчеркивая сказанное.

— Товарищи, я знаю инженера Макаренко не первый год. Мне приходилось наблюдать его в практической работе и знакомиться с несколькими его проектами, в частности с первым проектом, составленным после окончания института. С полной ответственностью заявляю, что это один из самых талантливых и самых опытных инженеров нашего времени, человек исключительных способностей и сильного характера. Его слабое место — пренебрежение к деталям. Но здесь ему на помощь приходят многочисленные конструкторы. Почему же Макаренко выдвинул свой проект герметизации и так горячо его отстаивает? Это не деталь, в которой он может ошибиться и, не найдя правильного решения, чтобы не терять времени, обратиться за помощью к конструктору. Это не ошибка, свойственная юноше-фантазеру, не увлечение, как кое-кто здесь объясняет. Нет, я уверен, что инженер Макаренко понимает неприемлемость идеи герметизации Глубинного пути. И все же он упорно настаивает на своем. В чем же здесь дело? Товарищи! Талант, исключительный талант отдельного человека в какой-либо области техники или искусства не всегда служит на пользу человечеству. Я вынужден сказать, что в данном случае, несмотря на способности или талант инженера Макаренко, приходится говорить о преступлении. Это настолько очевидно для всех, что к сказанному мною не стоит ничего и добавлять.

— Правильно! Правильно! — послышались выкрики.

Макаренко побледнел, закусил губу. Из-за стола с суровым выражением лица поднялся академик Саклатвала.

— Я прошу товарищей, — сказал начальник строительства, — не спешить с различными выводами по адресу отдельных лиц и не превращать нашу сессию в заседание суда. Слово имеет академик Револ.

Когда седовласый академик поднимался на трибуну, к Саклатвале подошел его секретарь и подал ему какую-то бумажку. Мое внимание раздваивалось: я следил за Револом и одновременно заинтересовался бумажкой, которую читал Саклатвала. Начальник строительства нахмурился, еще раз перечитал написанное в бумажке и на какие-нибудь полминуты задумался, совершенно не слушая оратора. Потом он что-то сказал секретарю. Тот подошел к Макаренко, шепнул ему несколько слов и направился в нашу сторону. Главный инженер туннельных работ поднялся со своего места и приблизился к Саклатвале.

— Технические проблемы нам придется на некоторое время отложить, — сказал Револ, — так как их обсуждение само собой превращается в суд над инженером Макаренко и теми, кто его поддерживает.