Василий Авенариус - Необыкновенная история о воскресшем помпейце (сборник)

— Какое же это средство?

— А к хвосту осла привязывают кирпич.

— Ну?

— Да осел ведь не может кричать, не задрав хвоста кверху.

Скарамуцциа, как уже знают читатели, очень редко улыбался; на этот раз он не мог подавить улыбки. Когда же он перевел слова проводника по-английски, раздался общий хохот; сам лорд Честерчиз кисло усмехнулся.

— Очень рад, милостивые государыни и государи, — сказал он, — что способствовал в некотором роде вашему веселью.

Один лишь Марк-Июний, не знавший ни по-итальянски, ни по-английски, не понял, о чем шла речь; но Лютеция смеялась, так как же было ему остаться серьезным?

Кавалькада тронулась легкою рысью; проводники бежали рядом и сорванными по пути ветками по временам подхлестывали более ленивых животных. Ослик лорда Честерчиза оказался обидчивее своих товарищей: в ответ на довольно хлесткий удар, он стал брыкаться, так что старик-англичанин потребовал, чтобы ослика его отнюдь не трогали.

Так ехали они уже более часу. Торре-Аннунциата давно осталась позади. Дорога шла постепенно в гору по бесплодной местности, густо покрытой вулканическим пеплом. Чтобы дать передохнуть животным, приходилось иногда ехать и шагом.

— Какая скука! — заметила мисс Честерчиз. — Когда же мы, наконец, доплетемся? Господин профессор! пустимся-ка вскачь?

— Не по моим летам, мисс, — уклонился профессор. — Вот Марк-Июний, я уверен, охотно с вами поскачет.

Надо ли говорить, что Марк-Июний не дал долго просить себя?

Мисс Честерчиз оказалась прекрасной наездницей и полетела вперед, как вихрь. Помпеец, также лихой наездник, мчался вслед за нею, но все-таки не мог ее нагнать. Вдруг от стремительного движения навстречу горному ветру легкая соломенная шляпка с вуалью сорвалась с головы девушки. Марк-Июний тотчас задержал своего коня, чтобы подобрать шляпку. Но молодая наездница даже не оглянулась и, как окрыленная, неслась все вперед да вперед. Ветер играл её роскошными белокурыми волосами, точно стараясь расплести их. И вот, это ему удалось: золотистая волна широко распустилась по её спине и плечам.

Догонявший ее помпеец крикнул ей теперь, чтобы она остановилась. И она сразу остановила лошадь, которая была вся уже в мыле. Живой рукой молодая девушка сплела свои волосы в косу и, приняв от Марка-Июния с милостивой улыбкой шляпку, накрыла ею свою золотую головку. Еще миг, — и её пылающее лицо, блестящие глаза скрылись опять под густою белою вуалью.

Дальнейший путь свой они продолжали уже шагом до самого подножия Везувия. Здесь постепенно примкнули к ним и остальные туристы. Но ослик лорда Честерчиза, не раз, конечно, уже испытавший трудности подъема на кручу вулкана, уперся буквально «как осел». Когда же проводник имел неосторожность прибегнуть снова к своей древесной плетке, ослик преспокойно прилег наземь. Лорд, не приготовленный к такому пассажу, скатился кубарем с седла и растянулся рядом. Зрелище это хоть кого бы рассмешило. Проводники и то меж собой пофыркивали; благовоспитанные же спутники досточтимого члена парламента, покусывая губы, наперерыв выражали свое «теплое» участие пострадавшему. Пострадал, впрочем, скорее его светлый летний костюм от глубокого пепла, который самого его уберег от ушиба.

Предстояла удивительнейшая часть пути — восхождение на вершину вулкана крутыми зигзагами устроенной хозяином гостиницы «Диомеда» на свой счет дороги. Пуганая ворона и куста боится. Лорд Честерчиз отказался теперь не только от своего ослика, но и от любезно предложенной ему Марком-Июнием собственной своей лошади. — Чтоб она сбросила меня, и я сломал себе шею? — буркнул старик. — Я видел, как она бешено несла тебя.

— Так держитесь хоть за хвост моей лошади. — предложил Скарамуцциа.

— За хвост?

— Да, это очень облегчает восхождение и постоянно у нас практикуется.

— Но такая, более чем странная поза…

— А мы двинемся после всех, и вашей позы никто не заметит.

Выбора не было, и лорд Честерчиз, скрепя сердце, воспользовался предложенным ему практическим способом. Тем не менее он не мог воспрепятствовать ехавшим впереди украдкой оглядываться на поворотах дороги и любоваться его комической фигурой с распущенным белым зонтом в одной руке и с лошадиным хвостом в другой. Зато он добрался вполне благополучно до центрального пепельного конуса, окружающего кратер. Далее, на почти отвесную крутизну взбираться лошадям было решительно невозможно; но несколько носильщиков с креслами и ремнями были уже тут к услугам туристов. Честерчизы дали внести себя наверх на креслах; профессора втащили за ремень; Марк-Июний же с легкостью молодости, без посторонней помощи, опередил всех.

— Ты как сюда попал?

Удивиться помпейцу было чему: перед ним стоял с своей тонкой усмешечкой все тот же неизбежный, как рок, репортер «Трибуны».

— А зубчатка на что же? — отвечал Баланцони. — Per aspera ad astra (по терниям к звездам). Не застав уже вас обоих дома, я тотчас сообразил, что вы улизнули от меня в Помпею. Я — на телеграфную станцию, телеграфирую хозяину «Диомеда»: «В Помпее ли еще signore direttore»? — Ответ: «Сейчас только отбыл с другими на Везувий». Я — в Резину, а оттуда по зубчатке сюда, и вот, как видишь, прибыл еще раньше вас. Нет, от нашего брата, репортера, никуда не удерешь! А кто, скажи-ка, эта важная птица, что говорить, только-что с твоим учителем?

Марк-Июний объяснил.

— О-о! Член парламента и лорд? Может пригодиться.

С развязным поклоном Баланцони подошел к лорду и отрекомендовался. Тот свысока оглядел его и переспросил:

— Репортер «Трибуны?» Не той ли самой газеты, которую с утра до вечера выкрикивают по всей Италии: Tribuna-a-a.! Tributi-а-а?

— Той самой, милорд!

— От этих несносных криков у меня до сих пор еще болит барабанная перепонка.

И, повернувшись спиной к репортеру, лорд Честерчиз продолжал свой прерванный разговор с профессором:

— Так вулкан, говорите вы, теперь «работает»?

— Работает, но пока еще довольно умеренно, — отвечал Скарамуцциа. — Жерло едва дымится. Но слышите подземный гул?

— Слышу. А это что значит?

— Это значит, что будет извержение.

— И скоро?

— Может быть, через час, а может быть, и через десять минут.

— О! И с потоками лавы?

— Не думаю.

— Жаль! А я рассчитывал скушать яйцо, испеченное в горячем пепле. Ведь здесь можно достать свежих куриных яиц?

— Можно, милорд, можно! — поспешил ответить Баланцони, выжидавший только случая, чтобы вмешаться опять в разговор. — Сколько я знаю, недалеко отсюда должна быть и расщелина, где есть горячий пепел и постоянно течет даже лава. Сейчас пойду, разузнаю.