Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога

Поезд прибыл в столицу поздно вечером, и Два Сокола так и не сумел разглядеть город толком. Его, Ильмику и Квазинда посадили в машину и куда-то повезли в сопровождении двух броневиков. Пилот успел все же рассмотреть несколько домов, похожих на средневековые. Кривые узкие улицы освещались газовыми фонарями лишь на перекрестках. Порой мимо проезжали велосипедисты, подскакивая на каждом ухабе, — колеса были металлические.

Потом они въехали в центр города. Здесь старые дома были снесены, проложены мощеные бульвары. С обеих сторон возвышались огромные роскошные здания, украшенные несоразмерными колоннадами.

Машина пересекла площадь, посреди которой стоял памятник завоеваниям прадедушки нынешнего кассандраса, и остановилась перед императорским дворцом. Ильмику высадили и повели во дворец. Прежде чем выйти, она бросила на Двух Соколов короткий умоляющий взгляд из-под капюшона. Пилот понял, что она испугана до смерти. Но он ничем не мог помочь ей, а только ободряюще улыбнулся и показал незнакомый ей знак V — «победа». Девушка слабо усмехнулась и вышла.

Двух Соколов и Квазинда отконвоировали к другому зданию, стоявшему близ дворца. Их провели через огромные, богато украшенные залы, потом они поднялись по лестнице на два пролета и прошли по устланному мягким ковром коридору к двери четырехкомнатных апартаментов — их обиталища на ближайшее время. На окнах были решетки, а возле двери стояли на страже шестеро солдат.

— Сейчас уже поздно, — сказал Вьяутас, прежде чем пожелать спокойной ночи, — но Раске хочет поговорить с вами. Я подожду здесь, пока вы не поговорите.

Через пару минут снаружи послышалось «Стой, кто идет? » охранника, потом неразборчивое бормотание. Дверь распахнулась, и вошел высокий, очень красивый мужчина в сине-красном мундире офицера императорской гвардии. Когда он снял кивер, окантованный мехом белого медведя, Два Сокола увидел, что светлые волосы незнакомца подстрижены по-пилотски коротко. Пришелец улыбнулся, и эта улыбка заиграла в темно-голубых глазах, оттененных длинными ресницами.

Два Сокола понял, почему Вьяутас упоминал о необычном влиянии этого человека на дочь кассандраса. Таких красивых мужчин Два Сокола никогда раньше не встречал, но немец выглядел достаточно мужественно, чтобы его нельзя было назвать смазливым.

Офицер прищелкнул каблуками, слегка поклонился и произнес глубоким баритоном:

— Лейтенант Хорст Раске к вашим услугам.

По-английски он говорил со слабым немецким акцентом.

— Лейтенант Роджер Два Сокола.

Два Сокола представил и Квазинда, но Раске только слегка кивнул: этот представитель низшей расы не представлял для него никакой ценности и находился тут только потому, что на этом настоял Два Сокола. Когда перкунишане обнаружили, что Квазинд — не О’Брайен, они хотели отправить его в рабочий лагерь. Они, по счастью, не узнали, что он кинуккинук и дезертир — иначе его просто поставили бы к стенке. Но Два Сокола наврал Вьяутасу, что Квазинд — хотинохсоних, бежавший с ним из сумасшедшего дома, и он, Два Сокола, хочет, чтобы Квазинда оставили при нем: ему ведь нужен слуга. Вьяутас согласился.

Раске отправил Квазинда за пивом, а сам уселся на огромную софу, укрытую волчьими шкурами. Рука его скользнула было в карман мундира, потом остановилась.

— Все еще машинально ищу сигареты, — пояснил немец с улыбкой. — Что ж, курение относится к тем вещам, без которых я понемногу учусь обходиться. Это лишь малая цена за мир, который предлагает нам больше возможностей, чем наш собственный. Я говорю вам, лейтенант, мы вытащили счастливый билет. Нам за наши знания готовы дать все. Все!

Он посмотрел на Двух Соколов, пытаясь проследить, какое впечатление произвели его слова. Два Сокола сел в кресло напротив.

— Вы, кажется, неплохо устроились, учитывая, как мало у вас было времени.

Хорст Раске рассмеялся:

— Я не из «лежачих камней», под которые вода не течет. У меня хорошие способности к языкам. Я уже освоил здешнее варварское наречие, по крайней мере в той степени, в какой в нем нуждаюсь. Конечно, мне повезло — я наполовину литовец. Перкунишанский удивительно близок к родному языку моей матери. Что ж, это еще один знак моей счастливой звезды!

Он взял протянутый Квазиндом стакан с пивом.

— За наш успех, мой друг! — поднял он стакан. — За двух землян в чужом, но не обязательно негостеприимном мире! За нашу долгую жизнь и процветание, какого мы никогда не смогли бы достигнуть там!

— За это я выпью, — ответил Два Сокола. — И позвольте поздравить вас с замечательной способностью приспосабливаться. Большинство людей, оказавшись в таком положении, были бы потрясены настолько, что никогда не оправились бы.

— Вы, кажется, тоже неплохо освоились, — заметил Раске.

— Я непривередлив. Ем, что дают. Но это не значит, что не стану искать, где повкуснее.

Раске снова рассмеялся:

— Вы мне нравитесь! Такие люди мне по душе. На это я и надеялся!

— Почему?

— Буду с вами откровенен. Я не настолько хорошо устроился, как может показаться. Я чувствую себя несколько одиноко — немного, сами понимаете, но тоскую по общению с человеком нашей старой Земли. — Он хохотнул: — Конечно, лучше б на вашем месте оказалась женщина, но нельзя же получить все, что хочешь. Кроме того... — Он поднес стакан к губам и подмигнул Двум Соколам. — Кроме того, женского общества мне хватает с избытком. Я бы даже сказал, высшего женского общества. Мне удалось вызвать, скажем так, интерес к своей особе у дочери здешнего властителя. Она имеет огромное влияние на своего родителя.

— Судя по всему, я нужен не только для общения, — сказал Два Сокола. — Вряд ли вы ради разговоров по душам встретили меня такой роскошью.

— Я рад, что вы не так глупы. Иначе от вас действительно не было бы большого толку. Да, вы нужны мне. И находитесь здесь, кстати, благодаря моим усилиям. У меня есть друг, который занимает высокий пост в разведке. Он рассказал мне о людях из другого мира, которых поместили в сумасшедший дом. Я предложил похитить вас и...

— А не вы случайно предложили убить нас, если не удастся взять живьем?

Раске был удивлен, но быстро взял себя в руки.

— Да, я, — ответил он с усмешкой. — Я не мог допустить, чтобы Хотинохсоних получила информацию, которая позволила бы ей подняться на уровень Перкуниши — моей приемной родины. Разве вы на моем месте поступили бы иначе?

— Возможно, нет.

— Конечно, нет. Но вас ведь не убили. И вы должны быть мне благодарны, что вас не сгноили заживо в рабочих лагерях Ицкапинтика. Это я настоял, чтобы правительство Перкуниши потребовало вашей выдачи. Конечно, кассандрас был в ярости, когда узнал о насилии над девушкой. Это он потребовал казни полицейских.