Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

Итак, этот двойной катаклизм мы и будем считать Опустошением. Исчезли почти все книги. Был период более ста лет, когда горстка выживших цеплялась за жизнь так, что не имела времени учить молодежь. Что в итоге: глубочайшее невежество, почти полное забвение истории. Для этих людей мир был создан заново в 2100 году от Р. X., или в 1 году П. О. по их счету времени. П. О. — После Опустошения. Так гласят их мифы.

Вот тебе пример. Выращивание хлопка. Когда мы улетали с Земли, хлопок больше не выращивали, поскольку одежду из растительных волокон сменили пластики. Ты знаешь, что хлопкопрядильные фабрики открыли всего двести лет назад? Никогда не исчезали кукуруза и табак, но триста лет тому назад люди одевались в звериные шкуры или ходили голыми.

Калторп подвел Стэгга обратно к открытым створкам окна:

— Я отклонился от темы, хотя временем мы не ограничены. Посмотри, Пит. Ты видишь Вашингтон, или; как они теперь говорят, Важдин, но в нем ничего знакомого. Вашингтон был сровнен с землей дважды, и теперешний город был построен на развалинах. Его попытались сделать подобным прежней столице. Но у строителей был другой Zeitgeist [8] Дух времени (нем.) . Они строили, как диктуют мифы и поверья.

Он показал на Капитолий. В некоторых отношениях он был похож на тот, что они помнили. Но вместо одного купола было два, и каждый был увенчан красной башней.

— Построен как подобие грудей Великой Белой Матери, — сказал Калторп. Он показал на памятник Вашингтону, теперь стоящий в сотне ярдов влево от Капитолия. Он был триста футов высотой — башня из бетона и стали, раскрашенная, как майский шест, красными, белыми и синими полосами, а наверху заканчивающаяся красным закруглением. — Не надо говорить, что это собой представляет. Согласно мифу, это принадлежит Отцу Своей Страны. Под ней, как считается, похоронен сам Вашингтон. Я это слышал вчера вечером в благоговейном изложении самого Джона Ячменное Зерно.

Через раскрытые створки окна Стэгг и Калторп вышли наружу на крышу портика. Портик окружал второй этаж по периметру, но Калторп зашел лишь за угол и облокотился на перила. Они были сделаны в виде широких полос, держащихся на головах миниатюрных кариатид. Калторп показал вдаль — поверх мясистых орхидей, росших во дворе Белого Дома:

— Видишь белое здание с огромной женской статуей? Это Колумбия, Великая Белая Мать, смотрит на свой народ и опекает его. Для нас она лишь персонаж языческой религии. Но для ее народа — наших потомков — она реальная жизненная сила, ведущая нацию к ее судьбе. И ведущая безжалостно. Всякий, кто встанет у нее на дороге, будет раздавлен — так или иначе.

— Я видел Храм, когда мы прибыли в Вашингтон, — ответил Стэгг. — Мы его миновали на пути к Белому Дому. Помнишь, как Сарвант сгорал от стыда, когда увидел скульптуры на стенах?

— А ты что о них думаешь?

Стэгг покраснел и буркнул:

— Я-то думал, меня ничем не смутить, но эти статуи! Мерзость, похабство и порнография! Да еще установленные в священном месте.

— Ничего подобного, — качнул головой Калторп. — Ты же был у них на двух службах. И видел, что они проходили с большим достоинством и — не боюсь этого слова — красотой. Государственной религией является культ плодородия, а эти фигуры представляют различные мифы. Они рассказывают историю с очевидной моралью — однажды человек почти разрушил землю из-за своей немыслимой гордыни. Он, со своей наукой и невежеством, нарушил равновесие Природы. И теперь, когда оно восстановлено, человек должен хранить смирение и работать с Природой рука об руку — а Природа, по их верованиям, есть живая Богиня, и дочери ее — подруги героев. Если ты заметил, изображенные на стене богини и герои своим поведением подчеркивают важность почитания Природы и плодородия.

— Да? Некоторые из них стоят в таких позах, что явно никого и ничего не собираются оплодотворять.

— Колумбия — еще и богиня эротической любви, — улыбнулся Калторп.

— У меня такое чувство, — задумчиво произнес Стэгг, — будто бы ты мне что-то хочешь сказать, а вместо того все ходишь вокруг да около. И еще у меня предчувствие, что твои слова мне не понравятся.

В этот момент до них вдруг донеслось какое-то лязганье из той комнаты, откуда они только что вышли. Они поспешили обратно.

Их встретил трубный аккорд и рокот барабанов. В комнату вступил отряд священников-музыкантов из ближнего Университета Джорджтауна. Это были жирненькие откормленные ребята, когда-то кастрировавшие себя в честь Богини — и при этом обеспечившие себе теплое и уважаемое место на всю оставшуюся жизнь. Они были одеты как женщины — в блузы с высоким воротом и длинными рукавами и в юбки до лодыжек. За ними шел человек, называемый Джон Ячменное Зерно. Имени его Стэгг не знал, а «Джон Ячменное Зерно» — это был явно титул. Какова была должность Джона Ячменное Зерно в правительстве Дисии, Стэгг тоже не знал. Жил этот человек на третьем этаже Белого Дома и имел какое-то серьезное отношение к управлению страной. Возможно, его функции были похожи на функции премьер-министра Великобритании.

Солнце-герои, как монархи упомянутой страны, были скорее представительными фигурами, олицетворением закона и обычая, нежели фактическими правителями. По крайней мере так казалось Стэггу, которому оставалось только гадать о значении всех явлений, пролетевших перед ним пестрой чередой за время его заключения.

Джон Ячменное Зерно был очень высоким и тощим мужчиной лет тридцати пяти. Свои длинные волосы он красил в зеленый цвет и носил зеленые очки. Длинный крючковатый нос и лицо были покрыты красной сеткой разбухших вен. Он был одет в высокую зеленую шляпу с тульей, на шее висело ожерелье из колосьев, а ниже не было ничего до зеленого килта, с пояса которого свисали лохмотья, сделанные из плотной ткани в форме кукурузных листьев. Сандалии были желтыми.

В правой руке он держал официальный символ своей должности — бутыль белой молнии.

— Привет тебе, человек и легенда! — обратился он к Стэггу. — Приветствие Солнце-герою! Приветствие необузданному фыркающему самцу тотема Лося! Приветствие Отцу Своей Страны и Сыну и Любовнику Великой Белой Матери!

Он сделал длинный глоток из своей бутыли и протянул ее Стэггу.

— Вот это кстати, — сказал капитан и глотнул. Через минуту, после кашля, судорожных вдохов и утирания выступивших слез, он вернул бутыль обратно.

Ячменное Зерно ликовал:

— Великолепное представление, Благородный Лось! Тебя сама Колумбия осенила, что ты смог так поразиться белой молнии. Воистину ты божественен! Даже я, бедный смертный, был поражен, впервые отведав белой молнии. И все же я должен сознаться, что, когда я юношей занял эту должность, я так же мог почувствовать присутствие Богини в бутыли и быть так же поражен, как и ты. Но даже к божественности привыкает человек, да простит Она мне такие слова. Поведал ли я тебе, как впервые Колумбия сделала жидкой молнию и посадила ее в бутыль? И что первый мужчина, которому она дала ее, был не кто иной, как сам Вашингтон? И как неблагодарно поступил он и тем навлек на себя гнев Богини?