Автор Неизвестен - Без названия

Я скользнул правой рукой, упругой и тяжелой, за угол здания, мраморная стена продолжалась и там, и вот… К моей руке кто-то прикоснулся! Неожиданно больно кольнуло сердце в груди.

Все еще чувствуя это прикосновение, я потянулся к нему всем своим телом. Преодолевая клейкий солнечный свет, я словно отодвинул от себя изгиб мраморного угла, и… о, Боже!.. Там стояла Наташа…

В белой фате, она пошатнулась вперед. В тот же момент я устремился к ней, и счастье ослепило меня!..

В одно мгновение вся моя тяжесть будто перетекла в улицу. Теперь улица стала свинцовой, а я и Наташа, словно два бумажных человечка, неслись, гонимые внезапно возникшим ветром, по этой тяжелой улице вниз, к набережной.

Через несколько мгновений мы очутились среди вороха серебристых бликов в комнате с видом из окна на зеркально колеблющуюся воду.

Я, так долго воображавший, но прозревший скульптор, любовался Наташей, как своим произведением, прикасался к ее удивительным изгибам плеч. Я словно вылепливал Наташино тело!

Я вылепливал черты ее лица, утонченную шею, гладил послушные руки. Я вылепливал ее смуглые груди.

В пляшущих тенях комнаты лицо у Наташи то вспыхивало солнечным светом, то выразительно заострялось. Наташа чутко улавливала и обвивала полу-детскими руками каждое движение любви и наслаждалась им. Ей все было приятно и необходимо. Она ничего не отпускала от себя! Даже сладкие стоны свои она глубоко вдыхала в себя, и они отзывчиво пружинили по всему ее теле.

Мы оба поглощены одним наслаждением…

Время сомкнулось над нашими головами. Теперь мы лежали рядом, а вся остальная жизнь суетилась там, за ворохом серебристых бликов на потолке, за распахнутым окном во вселенную Земли.

Давно прошло выступление агитбригады перед парткомом бетонного завода. Аню приняли в партию. Потом я еще несколько раз встречался с ней, разговаривали о многом, но в основном о проблемах психологии. Были и загадки, и таинственные намеки в ее словах, от которых я, бывало, не мог долго уснуть по ночам. Потом некоторое время мы не виделись и даже не звонили друг другу.

И вот в моем рабочем кабинете раздался телефонный звонок, в трубке послышался голос Ани:

— Здравствуй, директор!

— Здравствуй, — обрадовался я.

— Узнаешь? — спросила Аня так, словно: «Еще не забыл!»

— Еще бы, сразу узнал. Что так долго не звонила?

— А почему ты не звонил?

— Я?

— Ну ладно, не выпутывайся! Значит, так было лучше! — помогла моему замешательству Аня и добавила. — Я теперь на другой работе!

— Что? — словно опомнился я. — Приняли во Дворец Здоровья?

— Да, можно поздравить. Я теперь психофизиолог Областного Дворца Здоровья! — выкрикнула в трубку Аня.

— Ба! — воскликнул я. — Да ты умница! Ну, знаешь, с тебя причитается!

— Банкет не обещаю, но в гости очень даже приглашаю! Милости просим во Дворец моей мечты! Я работаю в паре с удивительным человеком. Да ты уже с ним заочно знаком!

— Что-то не припомню…

— А философские рассказы? — подсказала Аня.

— Корщиков?!

— Он самый, собственной персоной!

— А когда можно будет к тебе подъехать?

— Да завтра вот и приезжай, если сможешь, комната шестьсот двенадцатая.

— Во сколько?

— А во сколько тебе удобно?

— Я завтра же возьму отгул, буду свободен весь день.

— Хорошо. Тогда тебе лучше всего подъехать часикам к одиннадцати, устроит?

— Устроит. Как штык буду!

— Ну, тогда до завтра?

— Всего хорошего, Аня!

В трубке послышались короткие гудки…

На следующий день на шестом этаже Областного Дворца Здоровья в одиннадцать часов я постучал в комнату 612, немного постоял у двери, несколько раз прочел табличку «Психофизиологи» и постучался еще раз.

Директора не любят долго ждать, если ожидание касается лично их. Они избалованы тем, что обычно ожидают их, а не они…

Не дожидаясь приглашения, я приоткрыл дверь и заглянул в помещение. Кстати, до сих пор не пойму, почему во многих зданиях такие коридоры: без окон, длинные, с низким потолком — это, наверное, от духовной закрепощенности, низменности чувств и помыслов, — червяку не нужен простор и грация, он ползает по отверстию, облегающему его тело; это тебе не храмы и дворцы с высоким потолком, где человек возвышался духом своим; экономя на стройматериалах, ма с каждым новым подобным зданием теряем высокую душу; такие низкие потолки, и это во Дворце Здоровья, во Дворце!..

В безоконном коридоре желтели электрические полу-сумерки, а тут — вся комната вспыхнула ярким дневным светом! В комнате было тесно. Плохо соображая, ослепленный, я едва разобрал силуэты двух людей в белых халатах.

Они сидели лицом к лицу у окна за полированными столами, сдвинутыми вплотную друг к другу.

— Можно? — спросил я.

— Входите, — послышался голос какой-то девушки.

Я робко шагнул в комнату, словно из-за кулис на крохотную любительскую сцену, и сразу же почувствовал себя исполнителем главной роли.

— Надя, это ко мне, — словно напомнив о чем-то договоренном, объявился негромко второй голос, тоже голос девушки, но я его сразу узнал: это был голос Ани.

Надя встала из-за стола, глянула в мою сторону, улыбнулась и вышла из комнаты, а я, жмурясь, как на ветру, присел в мягкое кресло возле стола Ани. В белом халате, Аня казалась мне вылепленной из ослепительного света.

Наконец мое зрение полностью адаптировалось, и я разглядел пачку бумаг на Анином столе и какие-то карты с изображением человеческих фигур. В десяток секунд Аня что-то очень быстро дописала на обратной стороне одной из карт и ловко отодвинула гибкими руками все бумаги и карты в сторону, на подоконник.

— Сейчас, — сказала она, — придет Корщиков. Надя пошла за ним.

— Да, но мы с тобой даже не поздаровались, — шутливо возмутился я.

— Конечно, — запротестовала Аня, — ввалился в комнату без приглашения!

— Извини, действительно, сам не прав, здравствуй, Аня!

— Это другое дело, здравствуй, Сережа!

И тут дверь в комнату быстро открылась и закрылась. Ее движение произошло за какое-то неуловимое мгновение, по крайней мере, мне так почудилось, и в комнате оказался мужчина лет сорока, с неподвижно обвисшей правой рукой. Он прошел мимо меня и сел за стол Нади.

— Саша, — обратилась Аня к нему, — познакомься, пожалуйста. Это Сережа, тот самый…

Мужчина встал, и я тоже приподнялся из кресла, мы наклонились навстречу друг другу и мягко пожали руки, дружелюбно обменявшись улыбками.

— Саша, Корщиков, — сказал мужчина.

— Очень приятно, Сережа, Истина, — ответил я, и тут же обратил внимание, на лице у него крупные очки, одно стекло треснуто. Что-то беспокойное промелькнуло у меня в памяти. Мы снова сели на свои места: он за стол, я в кресло…