Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Но если структура клеток Мэри зеркально повторяет его собственную, то экспертиза обнаружит только отличительные признаки Джона Кэрмоди. Хотя она может иметь свои отпечатки пальцев. Он видел их и воочию, и на фотографиях, так что его подсознание скопирует все как надо.

А как быть с проверкой на ЭМС? Сканирование мозга покажет различие в электромагнитном поле…

Впрочем, при серьезных травмах электромагнитный спектр мозга иногда меняет рисунок, и это еще раз подтвердит его версию о сильном ушибе головы. А дзета-волны? Они должны указать, что субъект проверки — мужчина. Это наверняка заставит экспертов подвергнуть ее тщательному обследованию. Единственным условием перехода дзета-волн с женского ритма на мужской является изменение пола, а проверка покажет, что ее гормоны женские. Или пет? Если ее клетки будут зеркальным отражением его собственных, то и гены окажутся мужскими. А возможно, и гормоны. А как расчет рентгена? Что, если исследование обнаружит у Мэри не женские, а мужские внутренние органы?

Кэрмоди на секунду огорченно задумался, но быстрый ум тут же предложил ему новое алиби. И действительно! Мэри находилась на Радости Данте в семидневный период Шанса. Верно? Тогда стелит ли удивляться этим странным переменам в организме? Все отклонения, выявленные в лаборатории, — будь то спектр мозга, гормоны или внутренняя перестройка организма — стали результатом электромагнитного воздействия звезды. Это может привлечь к Мэри внимание общественности, и для нее придется придумать надежную и обоснованную легенду. Но у девчонки нервы из стали, и она без проблем пройдет этот этап. Затем Мэри потребует восстановить ее гражданские права, и, как только ей вернут гражданство, чиновники и доктора отпустят ее на свободу. А потом Джон и Мэри Кэрмоди составят прекрасную пару — такую, какую еще не видел никто и никогда!

Вот только почему она повесила трубку и не договорилась с ним о встрече? Может, ей не по душе идея о сотрудничестве? Но если у Мэри его мозги, разве может она думать по-другому?

Кэрмоди нахмурился и тихо присвистнул сквозь зубы. Он понял, что должен рассмотреть еще одну возможность, которая ему страшно не нравилась. Мэри могла и не быть его женским аналогом.

Она могла возродиться как Мэри.

Впрочем, об этом он узнает при встрече с ней. Тогда придется немного подкорректировать первоначальный план с учетом ситуации и ее настроения. Оружие в кармане куртки заставляло его испытывать редкостное, ни с чем не сравнимое возбуждение.

В этот момент в пурпурном полумраке, который создавали уличные фонари, Кэрмоди разглядел мужчину и женщину. Женщина была одета, а мужчина — абсолютно голым. Они вцепились друг в друга; мужчина страстно льнул к женщине, прижимая ее к фонарному столбу. Неужели насиловал? Да нет, она сама тянула его к себе.

Кэрмоди рассмеялся.

Услышав хриплый смех, разорвавший плотное молчание ночи, мужчина резко повернул голову и уставился на землянина широко раскрытыми глазами.

Это был Скелдер, но почти неузнаваемый. Его длинное лицо вытянулось еще больше. Голый череп покрылся нежным пушком, который даже в сумрачном свете казался ярко-золотистым. Обнаженные ноги чудовищно деформировались и сделались чем-то средним между человеческими ногами и звериными. Кости невероятным образом изменили строение, и теперь колени прогибались назад. Ступни вытянулись так, что он мог передвигаться только на носочках, словно балерина, и на них появились светло-желтые наросты, которые поблескивали как копыта.

— Козлоногий! — громко выкрикнул Кэрмоди, будучи не в силах сдержать злорадства.

Скелдер выпустил женщину из объятий. В его лице проступали козлиные черты; в теле угадывалась очаровательная омерзительность сатира.

Кэрмоди хотел еще раз рассмеяться, но внезапно осекся и застыл на месте с открытым ртом.

Там, у столба, стояла Мэри.

Ошарашенный, Кэрмоди не мог поверить своим глазам. Она улыбнулась ему и весело помахала рукой. Потом обняла Скелдера за плечи и, покачивая бедрами на манер уличных проституток, стала удаляться вместе с сатиром в темноту. При других обстоятельствах это показалось бы довольно комичным, поскольку фигура Мэри выглядела так, словно женщина была на шестом месяце беременности.

Кэрмоди вдруг ощутил незнакомое ему прежде влечение к Скелдеру и вдруг сообразил, что смеется над собой. Он чувствовал неодолимую плотскую страсть к козлоногому священнику и в то же время понимал, что стоит на углу перекрестка и хохочет над своим идиотским желанием. А где-то в глубине его вскипала медленная волна, угрожавшая захлестнуть все другие чувства. Его сжигала неуемная страсть к Мэри, смешанная с ужасом от мысли о вожделении.

Против этих посягательств был только один вид защиты, и Кэрмоди тут же воспользовался им. Выскочив из машины и обежав ее спереди, он выхватил оружие и начал расстреливать красный туман, который сменил фиолетовую дымку.

Скелдер жалобно заскулил, упал на землю и, покатившись кубарем, как скомканная серая простыня, уносимая ветром отчаяния, исчез в непроглядном мраке за огромной опорой углового здания.

Мэри резко обернулась. Ее рот превратился в темную дыру на бледном лице. Руки белыми птицами простерлись в мольбе, и она упала наземь.

Внезапно Джон Кэрмоди споткнулся, получив тяжелый удар в грудь, а затем еще один, в живот. Он почувствовал, как его сердце и внутренности словно разрываются на части. Он начал падать в каскаде кровавых брызг в бездонную темноту, ловя обрывки последних мыслей. Кто-то выстрелил в него, и это был конец… прощай, туда тебе и дорога… А потом Вселенная захохотала ему в лицо…

Через какое-то время сознание вернулось. Он лежал на спине и, перебирая вялые воспоминания, смотрел на пурпурный шар луны — эту огромную рукавицу, брошенную в небо рыцарем-велика-ном. Так что же, сэр Джон Кэрмоди, маленький толстячок, одетый в доспехи из тонкой кожи, готов ли ты сразиться на турнирном поединке?

— Всегда готов, — ответил он себе, с трудом поднимаясь на ноги.

Он недоверчиво ощупал себя, выискивая дыры, которые ожидал найти. Однако их не было. Тело оказалось невредимым, и на одежде не осталось ни капли крови. Да, ткань была влажной, но влажной от пота.

«Так вот, значит, как умирают люди, — подумал Кэрмоди. — Смерть ужасна, потому что приносит с собой абсолютную беспомощность. Наверное, так чувствует себя ребенок в железной хватке взрослого убийцы. Смерть выжимает из тебя жизнь, но делает это не из ненависти и не от злобы. Просто она должна убивать, ибо Таков порядок вещей. И она наводит этот порядок, выжимая из нас наши жизни».

Постепенно сквозь заторможенность и отупение к нему вернулась способность размышлять. Очевидно, все эти странные ощущения, которых он хотел бы избежать любой ценой, испытали на себе и Скелдер, и Мэри. Когда пули разрывали ее тело, она каким-то образом передала ему свои чувства, и потрясение оказалось настолько сильным, что он потерял сознание. Надо же! А ведь он думал, что умирает.