Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Грешники, — плачущим голосом повторила Филлис. — О Боже, мы согрешили и теперь должны расплачиваться. О Боже, прости нам, прости…

— Заткнись! — оборвал ее Кулл. — Оба заткнитесь! Если вы сейчас же не прекратите нюнить, словно две старые истерички, и не поможете мне выкинуть отсюда этих идолов, я вас вышвырну из туннеля пинком под зад. Вот тогда и попытайте счастья, которое есть прах, ничто, нада [9] Ничто (исп.) , нуль, капут [10] Конец (нем.) , пустота. Что с вами, черт возьми, происходит? Вы хотите покончить с собой? Так ведь вам известно, что это тоже грех. Что ж, если вы просто здесь усядетесь и перестанете бороться, то это будет все равно что убить себя. Ничего не делать равносильно самоубийству, вам это известно. Федор, что на тебя нашло? Ведь именно ты подбил меня на это путешествие. А теперь вдруг струсил.

— Это Апокалипсис, — пробормотал тот. Его губы кривились, а маленькие глаза беспокойно метались из стороны в сторону. — День Страшного суда. Кто в силах устоять перед гневом Божьим?

— Да ты ничего не знаешь о гневе Божьем, — сказал Кулл. — Помоги мне сдвинуть идолов, а не то почувствуешь гнев Божий точнехонько на своей заднице, которую припечатает моя нога.

— Мне остается уйти, — произнес Федор. — Я не боюсь тебя.

— Хорошо, — отозвался Кулл. — А то, может, выручишь? Выручишь меня? Своего брата человека?

Он молча нагнулся и принялся толкать статую. Федор, все еще всхлипывая, стал помогать ему. Второй идол оказался не таким большим и нескладным, как первый. Надсадно крякая и тяжело дыша, им удалось дотащить его ногами вперед до жерла цилиндра.

Но третья статуя превосходила размерами остальных, дальше всех находилась от выхода, а ее рука, отставленная от туловища, сгибалась книзу — казалось, будто статуя цеплялась за металл и не желала отделяться от него. Двое мужчин волокли идола медленно и после каждого усилия были вынуждены переводить дух. Не выдержав, Кулл обругал Филлис и велел ей встать и помочь им. Женщина застонала и подняла глаза. Спутанные, грязные волосы упали ей на лицо, и она уставилась на Кулла сквозь светлые пряди. Грязное лицо было перепачкано кровью, губы распухли от удара, на одной из грудей расползлось багровое пятно.

— Я так устала, — простонала она. — Я не в состоянии помогать вам. Да и зачем бороться? Федор прав. Мы обречены.

Кулл ткнул ее ногой в плечо. Филлис опрокинулась на спину и молча воззрилась на него снизу вверх.

— Поднимайся, грязная потаскуха! — приказал Кулл. — Ты, может, до сих пор и брала от жизни все, что хотела, в этой привычной для тебя позе, но те деньки кончились! Вставай! Или же я лягну тебя в то место, где недостает яиц!

Она хотела плюнуть, но изо рта вырвалась лишь тягучая струйка темно-коричневой слюны, которая шлепнулась на подбородок, будто привязанная одним концом веревка.

— Ты и твоя поганая шкура, — прохрипела она. — Вот и все, о чем ты заботишься. Почему бы тебе не сдохнуть и не покончить со своим жалким существованием?

— Потому что не хочу, — ответил Джек. — Ну же, вставай!

Он нагнулся, подхватил ее под мышки, с усилием приподнял и поставил на ноги. Филлис покачнулась и упала бы, не поддержи он ее. Ее тело было скользким и холодным от пота; она вся дрожала, она смердела страхом.

— Я не то имела в виду! — всхлипнула она. — Просто за последнее время я пережила больше, чем в состоянии вынести. Поскорее бы все это кончилось!

— Я тоже не то имел в виду, сказал Кулл. — Надо же мне было сказать хоть что-то, чтобы заставить тебя шевелиться. Так что давай помогай. Нам любая помощь сгодится, даже самая малая.

Пользы от Филлис оказалось немного. Когда они попытались катить идола, ее руки соскользнули, и она упала на камень.

— Я опять поранила грудь, — пожаловалась она плачущим голосом.

Кулл снова поднял ее.

— Ну хотя бы раз!

Они одновременно ухватились за статую, и та перевернулась на бок. Задохнувшись, Кулл услышал, как тяжело дышат его спутники.

— У нас, возможно, не так много времени до следующего землетрясения! — закричал он что было мочи. — Если мы снова завертимся, то нас может запросто раздавить. Ну же! Еще раз!

Идол медленно покатился, приподнялся, опершись на одну из рук, и с грохотом рухнул на серый металл. До жерла цилиндра было пройдено лишь полпути.

— Еще раз, — повторил Кулл, но уже без особого энтузиазма. Он вдруг осознал, как мало сил у него осталось. А с силами почти ушла воля.

Но, несмотря на это, он уже не мог остановиться, не завершив начатого. Иначе все старания пропадут даром. За свою жизнь он слишком много затратил усилий и слишком часто отступал, когда мог бы побороться еще немного и завоевать то, что хотел. А хотел ли он на самом деле? И не потому ли всегда отступал, что боялся победы?

Перешагнув через статую, он ступил на песок и закашлялся снаружи пыли было еще больше, чем в трубе. Легкие будто сжало горячей рукой.

С трудом подавив приступ кашля, Кулл нагнулся и, ухватившись за голову идола, сказал:

— Толкай. Я буду тянуть. Вытащить его теперь проще простого.

— Хорошо, брат, — отозвался Федор. — Если вы так отчаянно цепляетесь за жизнь, я не буду вам помехой. Может, сам Бог послал вас мне на помощь. Поэтому помогу и я вам.

— …тебя и твоего Бога, — выругался Кулл.

Федор задохнулся, но идол пополз из жерла и вскоре очутился на песке. Кулл слабо улыбнулся. Видно, Федор здорово обозлился, коли так раззадорился. Изваяние удалось выпихнуть вон даже быстрее, чем Кулл рассчитывал. Впрочем, он и не собирался подначивать Федора. А только подумал об этом.

Кулл выпрямился.

— Ну вот! — произнес он с едва заметным торжеством. — Избавились наконец! Я же говорил, что мы… — и внезапно замолчал.

Подошвами ног он уловил слабые вибрации, предвестие грядущих и более сокрушительных. Перепрыгнув через статую, он ринулся в цилиндр мимо Федора и Филлис и остановился в центре.

— Сюда! Скорее! — обернувшись, крикнул он и упал на пол. — Ложитесь! Ты, Федор, ляг и обопрись на стену, а я ухвачу тебя за щиколотки! А ты, Филлис, ложись у меня в ногах и хватайся за мои лодыжки.

Снова подгонять их не понадобилось. Они уже и сами почувствовали подрагивание цилиндра.

— Когда покатимся, — добавил он, — напрягитесь. Может, из нас получится что-то вроде жесткой опоры, и тогда мы не будем все время соскальзывать вниз и биться о стенки. Держитесь! Кажется, сейчас начнется светопреставление.

Не успел он договорить, как цилиндр накренился и, придя в движение, медленно сделал пол-оборота; так медленно, что Кулл понял: долго в напряжении им не удержаться. Когда они подберутся к самому верху и пол станет потолком, они рухнут друг на друга.

Но, прежде чем цилиндр завершил пол-оборота, раздался гул, затем оглушительный грохот, и сквозь трубу пронеслась целая туча пыли, запорошившая глаза. Цилиндр так стремительно сорвался с места, что Кулл сначала даже не понял, что произошло, пока тот не сделал еще два или три оборота. Сейчас цилиндр вращался так быстро, что Кулл, похоже, проскакивал одну и ту же точку каждую секунду. Во всяком случае, так казалось. По-настоящему, у него не было точки отсчета, как не было и ясного представления о ходе времени. Он знал лишь одно: труба вращалась с такой огромной скоростью, что центробежная сила буквально приклеила людей к металлу и не давала им шевельнуть ни рукой, ни ногой, даже если бы они захотели.