Василий Криптонов - Ты можешь идти один

— Можете уже сейчас искать себе пару! — Софья Николаевна с улыбкой забила последний гвоздь в крышку моего гроба.

Но вот, наконец, уроки закончились. Я видел, как Петя подошел к Жанне и что-то сказал. Она покачала головой. После этого Петя окинул меня презрительным взглядом и, вскинув голову, удалился.

— Готов? — Жанна повернулась ко мне.

Я распрощался с Бриком и вместе с Жанной отправился к раздевалке. Там на меня всем своим весом обрушились вопросы, ответов на которые я не знал. Идти рядом с Жанной, или чуть поодаль? Подать ей куртку? Если да, то как найти куртку в гардеробе быстрее нее? Как, открыв перед ней первую дверь, успеть подбежать и открыть вторую? Как поступить с дверью, если она открывается от себя? И, наконец, о чем говорить по пути?

— А по какой теме нужно заниматься? — выдавил я, когда мы прошли уже половину дороги.

— А, черт ее знает, — поморщилась Жанна. — Там эти плоскости какие-то, прямые… Вообще этого не понимаю.

— Ясно. Попробуем.

От дальнейших переживаний меня спас телефонный звонок. Жанна достала из сумочки телефон и принялась разговаривать с какой-то своей подругой. Я плелся рядом и украдкой бросал взгляды на ее смеющееся лицо.

Квартира, в которой жила Жанна, встретила меня легким беспорядком. Ее отец, вышедший нам навстречу, поприветствовал меня рукопожатием и обратился к дочери:

— Ты бы прибралась, что ли. Знала ведь, что человек придет.

— Я забыла, — откликнулась Жанна и за руку потащила меня в свою комнату.

— Достал, — прокомментировала она, закрыв дверь.

Я с любопытством осматривался. Впервые в жизни довелось побывать в спальне девушки. Пусть и не в том качестве, о котором все мечтают, но все же. Обстановка была такой необычной. Разбросанные повсюду журналы «Космополитен» и им подобные, бретелька лифчика, свисающая из неплотно задвинутого ящика комода, открытый шкаф с кучей нарядов, большое зеркало и целая батарея разнообразных баночек и флаконов на полочке под ним. Ну и, разумеется, аккуратно застеленная кровать. Та самая кровать, в которую Жанна ложится каждую ночь. Я не решался даже на метр приблизиться к этому святилищу.

— Блин, стул забыла! — обескуражено сказала Жанна. — Погоди!

Она убежала в кухню, успела по дороге поругаться с папой и вернулась, толкая перед собой стул. Я бросился ей помогать.

— Может, чаю? — предложила Жанна. — Или, вообще, пообедать? Там есть какая-то фигня.

— Нет, спасибо.

— А чаю?

— Не знаю. Можно.

— Щас! — Она снова упорхнула в кухню. Зашипел чайник, зазвенели чашки.

Я внезапно понял, что Жанна — Жанна! — тоже смущена не меньше моего. Это несколько меня обнадежило. Значит, какие-то чувства она ко мне все же испытывает. Я лихорадочно пытался придумать какую-то фразу, которая одновременно была бы и совершенно нейтральной, но и несла бы в себе некую информацию, способную натолкнуть разговор на лирическую тематику. Но в голову, как на зло, лез только Петя.

Жанна вернулась с посеребренным подносом, на котором стояли две чашки с чаем, сахарница и вазочка с печеньем. Все это она поставила на письменный стол. Сесть пришлось очень близко друг к другу, потому что иначе коленки упирались бы в ящики стола. Наши бедра почти соприкасались, и меня бросило в жар. Чай был горячим, как адское пламя, пожиравшее меня изнутри.

— Не трясись, чай разольешь! — заметила Жанна.

— Не могу, — я нервно рассмеялся.

— Слушай, ну серьезно! — она улыбнулась, дуя на чашку. — Ты же должен быть типа учителя! А ты рядом со мной дышать боишься. Ну-ка, дай мне подзатыльник?

— Чего?

— Того! Дай мне подзатыльник и обзови бестолочью, как Екатерина Михайловна!

Я смотрел в ее смеющиеся глаза, и не мог сдержать глупой улыбки.

— Ладно, — махнула она рукой. — Что с тебя взять.

Некоторое время мы пили чай молча. Жанна совсем не брала печенья, и я тоже не решался, пока она строго не сказала:

— Ну-ка возьми печеньку!

— А ты?

— А я на диете. Давай-давай, чтобы все съел. А то я потом грызть начну, стану толстой и некрасивой.

— Да это невозможно, — заверил я ее, взяв печенье.

Жанна смотрела на меня. Я понял, что краснею под ее взглядом.

— А я знаю, о чем ты хочешь попросить, — сказала она внезапно.

— О чем?

— Чтобы я с тобой пошла на осенний бал. Так?

Я о таком даже не думал, но теперь, когда Жанна сказала про бал, я понял, к чему стремиться. Если она согласится со мной пойти, то ближайшие две недели я буду верить и надеяться. Целых четырнадцать дней я буду жить!

— Ну да, так, — признался я.

— Ну, проси.

Я покосился на нее. Глаза сверкали, и было непонятно, хочет ли она говорить серьезно или просто развлекается.

— А ты согласишься?

— Откуда я знаю? Ты же еще не спрашивал.

— Но ведь… Ты не можешь не знать.

— А тебе нужно, чтобы все наверняка, да? Чтобы все по полочкам? Я ни секунды времени не потрачу на человека, который боится сказать несколько слов. Это же просто слова. Я не напишу их на бумаге и не расклею по всей школе.

Набрав полную грудь воздуха, я повернулся к Жанне и спросил:

— Ты согласишься пойти со мной на осенний бал?

Она задумалась, посмотрела в окно, отхлебнула чай.

— Да, — внезапно сказала она, разом подняв меня из глубин преисподней на самые вершины рая. — Но при одном условии.

— Каком?

— Если ты будешь со мной танцевать. Весь вечер. Каждый танец, какой мне захочется.

— Конечно! — пообещал я, упуская из виду тот факт, что танцевать не умею совсем.

— Я не очень-то люблю эти школьные сборища. В ДК на дискотеке будет гораздо веселее. Поэтому твоя задача — не дать мне скучать. Если справишься — обещаю тебе маленький сюрприз.

— Сюрприз? Какой?

— Много просишь! Если скажу — какой же это будет сюрприз?

Она засмеялась и толкнула меня плечом. Прядь ее волос скользнула по моей щеке.

— Ладно, давай заниматься, — сказала она. — Если Михайловна от меня не отстанет, я вместо осеннего бала буду дома геометрию учить.

— А я буду тебе помогать, — с неожиданной смелостью заявил я.

— Размечтался! — фыркнула Жанна.

Самое опасное, что может сделать человек, это впасть в эйфорию. Когда ты идешь по улице, на твоем лице расцветает глупая улыбка, а в душе поют ангелы, ты представляешь собой идеальную мишень. Такому не учат в школах и институтах. Об этом не скажут родители. Но это — истина, которую необходимо знать.

Путь от дома Жанны до моего дома занимал пять минут. Я не ждал ничего плохого, в мыслях я перебирал, как четки, все услышанные от своей возлюбленной слова. Я пытался проникнуть в их тайный смысл, разгадать все полунамеки, когда розовую пелену разорвал громкий свист.

Остановившись, как вкопанный, я повернул голову, и всю романтику смыло в унитаз. Ко мне бежали шестеро. Я успел заметить налитые кровью глаза Рыбы, синюю спортивную куртку Семена. Остальных я не знал. Казалось, прошло не больше секунды, прежде чем меня свалили с ног, бросили в грязную лужу и принялись пинать.