Эдмонд Гамильтон - Рассказы. Часть 2

Они выпили кофе, пошли в гостиную и включили телевизор. И вот она! Ракета! Одинокая и великолепная в тумане пустынного поля, блестящая под солнцем, охваченная клубами дыма, смотрящая ввысь, с нетерпением рвущаяся в облака.

И Дэн был там, сидящий в кресле, в шлеме, отделенный от людей и матери-Земли, смотрящий в небо, ожидающий одного-единственного слова, которое позволит ему нажать на кнопку и, услышав гром заработавших дюз, уверенными руками повернуть рычаги и помчаться в черную бесконечность, где звезды…

О Боже! Словесная ерунда! Бумажная ерунда! Но нет ни слов, ни бумаги в этом чертовом маленьком гробу! Это мой сын! Мой мальчик! Мой маленький беззубый малыш с синяками и ушибами на коленках! Он совсем не предназначен, чтобы управлять громом и ехать на молнии, как и ни один другой человек! Книжные герои были сделаны из стали, и они могли это, но Дэн — человек, он мягкий и хрупкий, он не должен быть там. Ни он, ни один другой человек. И все же в этом глупом сне я был зол, потому что не мог полететь тоже. Погода все еще не наладилась. Может быть, они отменят полет…

Кто-то из группы космонавтов что-то говорил, заполняя время, делая бесполезные заявления. Лица людей, толпы людей с детьми и собаками, с бутылками шипучки, с переносными стульями, в темных очках и безумных шляпах, которые пытается унести ветер, — все наблюдают.

— Меня от них тошнит! — фыркнул Барнетт. — Они что, думают, что это пикник?

— Они все с нами, Джим. Они болеют за него и за Шентца.

Барнетт сдался и пристыжено пробормотал:

— Ну хорошо. Но неужели им так необходимо пить лимонад?

Комментатор прижал наушник ближе к уху:

— Отсчет продолжается, дамы и господа! Время — минус 39 секунд. Все системы в норме. Облака расходятся, и вот показалось солнце.

Комментатор исчез с экрана. И на нем опять появилась ракета. Солнечные лучи разбивались и играли на ее блестящей металлической обшивке.

— Время — минус 30, и отсчет продолжается.

Барнетт подумал: «Лучше бы я описывал это, чем смотрел. Я описывал это сотню, две сотни раз. Корабль поднимается, окутанный пламенем, спокойный и уверенный, и ты знаешь, потому что ты пишешь об этом, что все будет так, как ты захочешь. И не будет никаких проблем».

— Время — минус 20. Отсчет продолжается. «Как жаль, — думал Барнетт, как жаль…» Он даже не знал, чего ему было жаль. Он сидел, уставившись в экран, и даже не заметил, как Салли поднялась и покинула комнату.

— Десять, девять — это тоже было взято из научной фантастики, обратный отсчет времени. Кто-то придумал это в фильме или рассказе несколько десятилетий назад, потому что решил, что это будет трогательно. И вот все это происходит на самом деле.

«С моим мальчиком…»

— Три, два, один — пуск!

«Из-под ракеты вырвались клубы дыма, но ничего не произошло. Совсем ничего. Но вот она начала подниматься, правда, намного медленнее, чем другие, за которыми я наблюдал. Что случилось…

Ничего. Пока ничего. Она все еще продолжает подниматься. Возможно, мне только кажется, что поднимается она медленнее, но где все эти эмоции, которые, как я был уверен, я должен бы испытать, описывая это столько раз? Почему я сижу здесь с выпученными глазами и с мокрыми от пота ладонями, ощущая легкую дрожь, всего лишь легкую…»

Сквозь непрекращающийся грохот раздался голос Дэна, быстрый и спокойный:

— Все системы в порядке. Все в норме. Как это выглядит оттуда, снизу? Красиво? Это хорошо…

Барнетт почувствовал беспричинный приступ отвращения. Как он может быть так спокоен, когда мы здесь сходим с ума? Неужели ему наплевать?

— Первая ступень отделилась… Вторая ступень… Все в порядке… — продолжал спокойный голос.

И Барнетт внезапно понял. Он спокоен, потому что выполняет работу, для которой его готовили. Это Дэн — профессионал, а не он! Все мы, писатели, кто мечтает и пишет о космосе, — всего лишь любители! Но теперь пришли настоящие профессионалы — смуглые, крепкие, молодые ребята, которые не размышляют о космосе, а летят в космос и покоряют его…

Белая стрела унеслась ввысь. И голоса, говорящие в ней и о ней. И вот она пропала из виду.

Салли вернулась в комнату.

— Старт был великолепен! — сказал Барнетт. Затем добавил, сам не зная почему: — Он улетел.

Салли села в кресло, не говоря ни слова, и Барнетт подумал: «Какая беседа могла бы получиться с мужчиной, который только что видел, как его сын умчался в космос?»

Голоса продолжали звучать, но напряжение спало. Похоже, все было хорошо. Все хорошо, хорошо. Они в пути…

Барнетт дотянулся до телевизора и выключил его. Словно дожидаясь этого момента тишины, снова зазвонил телефон.

— Возьми ты, дорогая, — сказал он, поднимаясь. — Все в порядке. По крайней мере на данный момент. Я могу вернуться к работе.

Салли улыбнулась ему той всепонимающей улыбкой, которой жены одаривают своих мужей: «Все в порядке! Продолжай притворяться! Со мной тоже все в порядке!»

Барнетт вернулся в свою рабочую комнату и закрыл дверь. Он взял в руки бутылку и опустился в кресло напротив незаправленной пишущей машинки и аккуратной стопки чистых желтых листов с одной стороны и исписанных с другой. Барнетт взглянул на них, а затем повернулся и посмотрел на полки, где мирно лежали его тридцатилетние труды в виде журналов и книг, его мечты, его любовь и пот, разочарования, которые были похожи на бумажные трупы.

Неожиданно он услышал голос:

«Ваши рассказы, конечно же, оказали определенное влияние на Дэна в выборе его профессии?»

— Нет! — громко сказал Барнетт и выпил.

«Разве не это подтолкнуло его… вашего сына полететь на Луну…»

Он вставил обратно пробку и отложил бутылку. Барнетт встал, подошел к полкам и, снимая поочередно свои сочинения, долго смотрел на их яркие обложки с космическими кораблями, мужчинами, женщинами в скафандрах и шлемах, нарисованные звезды и планеты.

Но вот он аккуратно положил их на место. Его плечи согнулись, и затем он сильно ударил кулаком по полкам с безмолвной бумагой.

— Черт бы вас всех побрал! — прошептал он. — Черт бы вас побрал…

Когда большая волна ударила и окончательно залила яхту, Рассел прыгнул в воду, вынырнул и его опять захлестнули вспененные волны, несущиеся к берегу; он вновь вынырнул и энергичными движениями стал продвигаться к берегу, линию которого временами видел сквозь водяную завесу. У него шумело в ушах, он плыл, оставляя за собой заходящее солнце, заливавшее мир медным светом.

С усилием продвигаясь, он несколько раз смотрел вперед и видел, что берег приближается. Огромные волны, догоняющие сзади, несли его вперед большими скачками, но одновременно встречное придонное течение опутывало его, как змея, и тянуло за ноги. Рассел долго боролся, пока не почувствовал под ногами твердый песок и, споткнувшись, наконец, встал на ноги. Он оказался там, куда не достигали волны.