Юрий Добронравов - Реинкарнация, или «Янки-2000»

…….

— Ты что, гад, думаешь, я позволю душе этого человека отправиться в небытие, в то время, как ты, негодяй, будешь делать бесчеловечные опыты в своем мире?

…….

Потом, вроде бы, прогремел выстрел. Громкий выстрел трехствольного крупнокалиберного дробовика.

…….

— Гарви, дружище, потерпи, не умирай еще хоть минуту. Продержись, умоляю. Господи! Прости меня, что занимаюсь твоим делом. Но кто позаботится о душе моего друга, ведь ты так далеко! Прости меня, господи!

…….

Потом пришла Вера. Она гладила мою щеку и шептала:

— Милый, я ведь тебя просила не уходить. Почему ты меня не послушался?

Затем ее лицо растворилось в ослепительном белом свете.

Мой отец Ксавье Моруа был во всех отношениях человеком неординарным. Когда о человеке говорят, что он сам себя сделал — это обычно, комплимент. Мой отец действительно сделал себя сам. Но, видимо, поначалу у него не очень получалось. Начать с того, что к возрасту Иисуса — тридцати трем годам — в пассиве Ксавье Моруа значились две судимости за мелкое воровство и хулиганство, тоже не крупное. Плюс хронический алкоголизм и незавидная репутация клошара. Что касается актива — то его попросту не было. Ни постоянного места жительства, ни работы, ни семьи, ни, естественно, денег. И в перспективе — смерть где-нибудь под мостом от ножа собутыльника по причине спора о дележе спиртного.

И вдруг, в один прекрасный день… Нет, вру. Не день, а ночь, и далеко не прекрасная. Скорее это была «ночь четырех ненастий». Во всяком случае, говорят, тогда разразилась сильнейшая гроза с ливнем и даже градом. Так вот, в эту ночь отец вышел из-под моста, где ночевал последнее время и круто изменил жизнь. Свою, нашего городка и окружающих его людей.

Наш город был невелик. Не то чтобы все знали друг друга, но и не Париж, где не знают в лицо даже ближайших соседей. Мосье Гоше — директор и совладелец самого крупного в городе предприятия очень удивился, когда увидел утром в приемной сына своего старого знакомого Жана Моруа. Парень, насколько было известно, конченный — клошар, алкоголик, бездельник. И вдруг обращается с просьбой о работе. Любой! Видать допекло. Даже говорит еле-еле. Подбирает слова, будто иностранец.

Короче, пожалел мосье Гоше беспутного Ксавье — оформил разнорабочим, предупредив, что при первом же срыве тот отправится прямиком за ворота.

А потом начались чудеса. За ворота Ксавье, судя по всему, не собирался. Работал очень старательно, делал то, что и эмигранты-африканцы делать не хотели. Со временем, освоившись, приодевшись, сняв жилье, он снова появился в приемной мосье директора. На этот раз просился на работу в цех. И получил место ученика разливщика металла. Но и на этом Ксавье останавливаться не собирался. Пахал, как заведенный. Даже товарищи стали его сторониться, считая чуть ли не штрейкбрехером. Знаете, у нас влияние коммунистов было всегда очень сильно… Ксавье же на все это не обращал никакого внимания. Работал, заочно учился, продвигался по служебной лестнице. Не удивительно, что к сорока годам он возглавил цех, в котором начинал учеником литейщика, а вскоре вошел и в правление.

То, что автором проекта слияния нашего завода с крупной машиностроительной корпорацией был отнюдь не старенький мосье Гоше — не было секретом ни для кого. Инициатором этого был Ксавье Моруа и еще несколько человек в правлении. Не больно-то нужно было крупному промышленному гиганту объединяться с таким, скажем прямо, не очень большим и далеко не передовым заводишком, как наш. Но тут, скорее всего, сыграло свою роль изобретение отца — новая конструкция генератора. Не мне, гуманитарию, судить, но говорят, это было новое слово в электротехнике, сравнимое с изобретениями самого Николо Теслы. Так оно было или нет, но на деньги от продажи патента мы живем уже давно, и будем жить в дальнейшем. Нашему же городку это принесло инвестиции и новые рабочие места. Отец здорово поднялся по служебной лестнице, заняв неплохой пост в штаб-квартире корпорации. Ну и, конечно, заслужил уважение и благодарность земляков.

В это самое время и произошла его встреча с моей матерью.

Я все время называю Ксавье Моруа своим отцом, но на самом деле он был моим отчимом. У матери в то время произошел разрыв с ее парнем, и она осталась одна с полугодовалым ребенком — мною — на руках. Во Франции это, конечно, особого значения не имеет, даже в таких патриархальных провинциях, как наша. Но жить-то на что-то надо. Вот мой дед и обратился к успешному земляку и сыну своего друга с просьбой пристроить дочь на какую-нибудь непыльную работу. Так моя матушка заступила на должность секретаря мосье Моруа.

Но секретарем мать проработала не долго. Не прошло и года, как она стала мадам Моруа. Разница в возрасте между супругами составляла почти двадцать лет, но мать об этом никогда не жалела. Не пришлось жалеть и мне. Отец относился ко мне точно так же, как и появившимся вскоре брату и сестре. Никакой разницы я не чувствовал. Да что там говорить! О том, что Моруа — не родной отец, я случайно узнал уже в шестнадцатилетнем возрасте, когда искал что-то из документов. Когда я обратился к отцу за разъяснениями, тот только спросил:

— Это как-то изменит наши с тобой отношения? Нет? Ну, так не суй нос, куда не следует. Не то возьму ремень и докажу, что я все-таки тебе отец.

Больше мы к этой теме не возвращались.

Да, он был нам хорошим отцом. Несмотря на занятость, он умудрялся всегда выкраивать время на общение с семьей. С ним можно было посоветоваться по любому вопросу, будь то контрольная по математике или выбор подарка девушке, ремонт велосипеда или планы на будущее. А его отпуска! Мы полмира объездили всем нашим табором, чего только не насмотрелись — Рим, Нью-Йорк, Сидней… Ныряли в Карибском море, катались на лыжах в Альпах… Да что там говорить! Я не встречал среди знакомых человека, столь любившего жизнь. Он буквально выжимал из нее впечатления, как сок из фруктов. Если работал — то до седьмого пота, если кутил — то до утра, а уж если любил — мать, детей, друзей — то в лепешку расшибался, чтобы окружающие его люди были счастливы. Теперь, когда его не стало, нам будет очень не хватать нашего папа.

Странная все-таки вещь — судьба. Единственное, чего отец почему-то всю жизнь боялся — это грозы. Будто предчувствовал недоброе. И его опасения сбылись. Он погиб от удара молнии, когда возвращался с работы домой. Молния выбрала, почему-то именно его «Мерседес», застрявший в километровой пробке. Автомобиль, как ни странно, почти не пострадал. Остался жив и сотрудник, сидевший на заднем сидении. А вот отец… Единственно, что успокаивает, это то, что господь подарил ему быструю и неожиданную смерть.