Станислав Лем - В мире фантастики и приключений. Выпуск 2

— Сейчас, вспоминая этот полет, — продолжал Шевцов, — я думаю, что все, в сущности, закономерно. Я летел исследовать черную пыль и бороться с ней. Других задач у меня не было. И когда с пылевой коррозией удалось покончить, мне следовало вернуться на Землю. Но впереди оказалась тайна, нечто такое, чего люди еще не знали. Я не мог вернуться. Не мог и не хотел. Однако сознание того, что я все еще удаляюсь от Земли, вызвало… как бы это сказать… душевную коррозию. В Космосе человеку нелегко. А одному… Да, мы открыли много других планет, мы даже меняем их: создаем атмосферные оболочки, улучшаем климат… И все-таки Земля остается для человека лучшим из миров. Это — родина. И как бы далеко ни проникли наши корабли, нас будет тянуть на родину.

Да, так вот, я радировал на «Аврору» о пылевой коррозии. А «Поиск» еще четыре месяца шел к системе Сириуса. Дни слились в серую, беспросветную пелену. Иногда мне хотелось воспользоваться аппаратом электросна, чтобы проснуться только через четыре месяца. Но я был один на корабле — приходилось следить за работой ядерных генераторов, электромагнитных ускорителей, приборов…

Шевцов помолчал, невесело усмехнулся:

— Нет. Если говорить откровенно, я просто боялся включить аппарат электросна — даже ненадолго. Меня преследовала мысль, что он не сработает — не разбудит, когда истечет установленное время. Я был один на корабле, и если бы аппарат не сработал… Вот поэтому я его и не включал. Мучился от бессонницы, но не включал.

Теперь вы представьте себе, что такое система Сириуса. Прежде всего, это две белые звезды — Сириус А и Сириус Б, обращающиеся вокруг общего центра тяжести. Сириус А — в два с половиной раза массивнее Солнца. Но звезда — как звезда. Сириус Б — «белый карлик»; по размерам чуть; больше Земли. Как видите, странная звездная пара: великан и карлик. И три планеты. Две из них по размерам превосходят Сириус Б и окружены свитой спутников. У третьей планеты (к ней и летел «Поиск») один спутник, по размерам — несколько меньше Луны. Планеты движутся по очень сложным орбитам. Их движение определяется не только притяжением звезд, но и взаимным притяжением.

Я направил корабль к планете, в атмосфере которой был кислород. Она во многом напоминала Землю…

Да, она напоминала Землю, потому что в атмосфере плавали облака, а там, где их не было, я видел моря и материки. И мне показалось, что я возвращаюсь на Землю.

Это довольно рискованно — опуститься на неисследованную планету. Но мне не оставалось ничего другого. Разведка с большой высоты затягивается на месяцы — и все-таки дает очень мало сведений. А на полеты в атмосфере у меня не было горючего.

И я очень устал. Каждый, кому приходилось долго летать в одиночку, знает, как тянет земля — даже чужая…

Шевцов рассказывал нехотя, пропуская какие-то, может быть, очень интересные подробности. Его рассказ был как книга, в которой не хватает страниц. Шевцов сказал: «Я сидел на ступеньке спущенного из люка трапа и смотрел на облака. Впрочем, это несущественно» — и перешел к другому. Позже, знакомясь с материалами экспедиции, Ланской понял многое недосказанное.

«Поиск» стоял на просторной лесной поляне. Массивные амортизационные колонны поддерживали корабль в вертикальном положении — он походил на древний, немного покосившийся минарет. Шевцов сидел на нижней ступеньке спущенного трапа, смотрел на небо.

Несильный ветер нес над кораблем редкие растрепанные облака. Белые облака в голубом небе — это было совсем по-земному. В небе светили два солнца: одно — большое, яркое, накаленное до синеватой белизны, другое — тоже белое, но маленькое, передвигающееся с удивительной быстротой. На серую, взрыхленную при посадке корабля почву падали двойные тени.

Ветер приносил буйную, дурманящую смесь запахов. Остро пахло чем-то мятным, сладковатым. Пахло чем-то похожим на запах всех цветов и не похожим на запах ни одного из них в отдельности. Горько пахло прелой травой. И еще чем-то, наверное, туманом, лесной сыростью.

Кружилась голова — может быть, от избытка кислорода, может быть, от дурманящих запахов. Впрочем, скорее всего это сказывалось действие только что принятого мицеллина — антибиотика, парализующего чужих бактерий.

Облака шли низко — взъерошенные, по-весеннему светлые. Шевцов подумал, что все похоже на весну: и очень прозрачное небо, и эти светлые облака, и запах цветов, но вот нет птиц, не слышно птичьего крика. И вообще стоит абсолютная тишина, очень неприятная после привычного гула ионного ускорителя.

Лес, окружавший поляну, молчал. Шевцов с неприязнью смотрел на деревья. Небо, облака — это походило на Землю, но деревья были чужие Стволы их закручивались суживающейся кверху спиралью. Листва — довольно густая — имела неопределенную окраску — не то зеленую, не то синюю, не то черную. От корабля до ближайших деревьев было метров полтораста, не больше. Но Шевцов не хотел идти туда. Там начиналось неведомое. А Шевцов устал. Было хорошо сидеть в тени корабля, дышать теплым, пахучим воздухом, смотреть на белые облака и ни о чем не думать.

Время перестало ощущаться. Может быть, прошел час, может быть, пять минут. Становилось жарко. Синевато-белый диск большого Сириуса лез вверх, палящие лучи пробивали, растапливали нежные облака, тень корабля быстро укорачивалась. Шевцов лениво подумал: «Надо уйти… жарища.,» — и посмотрел на деревья. То, что он увидел, было до жути фантастично: дремота моментально исчезла.

Неведомая сила придавила спиральные стволы деревьев, сжала, втиснула их в почву, — они не достигали теперь и половины прежней высоты. Сине-зеленая листва превратилась в оранжево-красную. Было так, словно кто-то зажег вокруг корабля огненное кольцо…

Шевцов спрыгнул с трапа, медленно пошел к деревьям. От жары виски сдавливала тупая боль. Он начал насвистывать и сразу же замолчал: в этом безмолвном мире свист казался нестерпимо фальшивым.

У ближайшего дерева Шевцов остановился. Массивный, покрытый черными наростами и гладкой красноватой корой ствол дерева уходил вверх спиральными витками. Витки постепенно суживались, и дерево напоминало огромную коническую пружину. Ярко-красные листья — узкие, длинные, дрожащие в нагретом воздухе и потому похожие на языки пламени — скрывали верхнюю часть ствола.

Шевцов легко поднялся по стволу, сорвал спиралыную ветку. Она сразу же сжалась, листья окрасились в темно-багровый цвет. Но когда Шевцов заслонил ветку от лучей большого Сириуса, спираль мгновенно разомкнулась, а листья приобрели зеленый оттенок. «Недурно, — пробормотал Шевцов. Он уже не чувствовал боли в висках. — Недурно. Здесь резко меняется радиация, деревья приспособились. Иногда поглощают лучи, иногда отражают…» Ему было приятно, что первую — пусть небольшую — тайну чужого мира удалось легко открыть.