Александр Казанцев - Спустя тысячелетие. Лунная дорога

— Вы имеете в виду латынь?

— Я не только математик, но и врач. А латынь когда-то международный язык ученых, используется в медицине многие столетия. Кроме того, для души я изучил еще и эсперанто.

— О-о! Это действительно упущение с моей стороны. Но, поверьте, мне просто очень хотелось всегда быть вам полезным при общении с жителями острова.

Он передал содержание беседы сыну, и тот обратился к звездонавтам, с которыми познакомился еще утром:

— На остров Солнца переселялись люди из самых разных краев — все, кто уцелели после всемирной катастрофы. Принимая наш уклад жизни, они вливались в общину, отказываясь от лжи и лени. Но говорили на разных языках, словно строители сказочной «Вавилонской башни». А здесь им предстояло сообща создать все эти башни, которые вы видите вокруг. У нас нет предпочтения ни взглядам, ни религиям, ни языкам. Поэтому для всеобщего понимания выбрали никому не родной «мертвый» язык эсперанто. И здесь, на острове, он «ожил», стал разговорным. И я счастлив, что могу говорить на нем, и один из вас поймет меня.

— Мы все постараемся освоить его, — заверил Бережной.

— Вы успели познакомиться с нашими символами? — спросил Диофант, указывая на монумент с надписями.

— Вполне, — ответил за всех Галлей. — И поняли: ложь, лень и эгоизм — вот три точки, определяющие низшую плоскость культуры. Подняться в третьем измерении над нею — значит приблизиться к вашему образу мыслей.

— Это верно, — согласился Диофант, — если иметь в виду эгоизм и личный, и национальный, и религиозный. Любая из этих, как я назвал бы их, туч затмила бы наше светило.

— А мы только что любовались с острова Солнца его закатом, когда садилось оно в тучи на горизонте, — вставила Надя.

— Тучи на закате? — нахмурился Диофант и, обернувшись, окинул взглядом мрачную пелену, почти скрывшую оранжевую зарю. — Будет буря, — определил он.

Надя вдруг запела и закружилась, взявшись за руки с Никитенком:

Любуясь ею, Диофант сказал:

— Радуете вы сердце и вместе с тем обогащаете мои познания древней культуры. Хотя бы эта замена привычного слова «поборемся» более глубоким, очевидно, первозначным словом «помужествуем»!

— Ну конечно! — согласилась чуть запыхавшаяся, раскрасневшаяся Надя, отпуская пляшущего мальчика. — Так и было задумано автором.

— Радостно видеть наших гостей в таком настроении, — сказал Демокрит.

— А мы не хотим быть вашими гостями, — вдруг заявила Надя.

Диофант даже поднял брови.

— Мы хотим быть простыми обитателями острова, — закончила она.

— Вроде прибыли к вам новые переселенцы. Выучат эсперанто, разучатся лгать, а лени никогда и не знали, — добавил Вязов.

Выслушав перевод, Демокрит улыбнулся.

— Община охотно принимает вас и очень надеется получить пользу от ваших способностей.

— Если вы признаете их у нас, то мы готовы отдать все без остатка, — заверил Крылов.

— Мы так и думали. Общине не легко. Мы даже не имеем радиосвязи с остальными населенными районами планеты; не представляем себе, как там люди живут. У них, видимо, нет источников энергии и передающих устройств. Да и мы не строим их за ненадобностью.Вот и звездолету вашему не могли ответить, лишь следили за вашими действиями да тщетно посылали идущие от сердца биосигналы.

— Признаём свою неспособность к их приему. Будем учиться, — заверил Крылов. — Среди нас есть по крайней мере один, который может оказаться хорошим учеником.

— Я постараюсь, — пообещал немногословный Федоров.

— Но город свой вы снабжаете энергией? Вероятно, солнечной? А ночью как? Или в безветрие, когда не работают даже ветряки? — поинтересовался Бережной.

— Любопытно, как обстоят дела с аккумуляцией энергии в мире парусов и ветряков? — добавил Вязов.

— Не только «мир ветряков», — поправил его Диофант. — На крыше каждого дома здесь «энерготриада»: солнечная батарея, как вы угадали, ветряная энергоустановка и накопитель энергии, но не химический. Химия вообще у нас под запретом во имя чистоты воздуха.

— Что же представляют собой ваши аккумуляторы?

— Вращающиеся маховики с очень тяжелым ободом. При огромном числе оборотов запасается достаточно энергии для ночных нужд города.

— Чтобы создать такие «волчки — игрушки великанов», надо иметь материалы невообразимой прочности, — заключил Никита.

— Волчки? — насторожился Никитенок. — Как мой игрушечный? А где великаны?

— Очень любознательный молодой человек, — заметил Демокрит, узнав, о чем спрашивает мальчик. — Ему будут рады в нашей «Школе воспитания Человека».

— У нас дети с четырех лет переходят от родителей в эту школу, девизом которой служит старинный афоризм: «Образование без воспитания — колесо без оси», — пояснил Диофант.

— Четыре года? — с тревогой повторила Надя. — Только год мне осталось не отходить ни на шаг от малыша! Как я смогу это пережить?

Порыв ветра ударил ей в лицо, перехватило дыхание. А у Диофанта вихрь сорвал с плеч плащ и погнал белой птицей по площади. И началась ураганная вакханалия. Плащ пенным гребнем невидимой волны помчался вдоль домов.

— Однако прогнозы мои слишком быстро сбываются, — произнес старец, несколько смущенный потерей плаща.

А шквальный ветер разъяренным вепрем кружил по площади, обходя лишь центральную часть с монументом.

Несколько сорванных косынок разноцветными птицами метались над набережной. Самих моряков словно «сдуло». Они или где-то укрылись, или перешли на корабли.

На мачтах с фигурками забравшихся на снасти стали развертываться паруса. Парусники, маневрируя при каждом порыве ветра, торопились выйти в открытое море, чтобы волны приближающейся бури не разбили их о набережную.

Никитенок завороженно смотрел на эту флотилию.

— Хочу быть моряком! — прошептал он. А взрослые продолжали беседу.

— Все зависит от энергии, — повторил Диофант. — И дикари, к которым вы попали, начисто лишенные ее, опустились до первобытного уровня.

— Но произошло такое только там, где растительность стала синей. Почему? — спросила Надя.

— Это плохо изучено. Возможно, из-за того, что над их головами слишком долго зияла дыра в озоновом слое, и все незащищенное погибало или перерождалось.

— Мы, как Миклухо-Маклай, в пору расцвета цивилизации XIX века угодили к «папуасам», в подобие Новой Гвинеи, — заметил Вязов. — Только ученый сам их отыскал, а мы — «вслепую».

Диофант хотел ответить, но его прервал грохот, как будто что-то упало сверху.

— Сорвало! — воскликнул старец. Все обернулись.

Огромное колесо падало с высоты многоэтажного дома. Оно ударилось о землю, подскочило и с угрожающим воем помчалось к группе людей у монумента.