Барри Лонгиер - Враг мой (Авторский сборник)

Перемирие не нарушено. «Черный Октябрь» соглашается на переговоры. На следующий день то же самое делает «Тин Синдие». К концу засушливого сезона за стол переговоров садится последняя из экстремистских группировок, «Роуз». Они разговаривают, бранятся, кричат, угрожают, ни о чем не могут договориться. Но война прервана.

Через двадцать дней недовольные люди сколачивают новую организацию, но прежде чем она успевает пролить кровь, всю планету — землю, леса, улицы, дома — покрывают цифры «29». Организация напугана, она ничего не может предпринять. Спустя неделю бомбист-одиночка, драк-самоубийца, пытается совершить террористический акт к северу от Дуглас-вилла, но «Мир» успевает его казнить. Палач счел излишним оставлять на месте казни цифру «29»: живущие на улице сами успели густо исписать ее цифрами.

Численность «Мира» растет, Маведах передает «Нави Ди» еще два корабля, Фронт в ответ допускает отделения и наблюдателей «Нави Ди» во все свои части. Через четыре месяца после того, как Дэвидж заслужил свой клинок, происходит официальный роспуск «Зеленого Огня».

Кудак, я и Кита — главная экспертная группа. Я не могу видеть Киту, потому что считаю ее повинной в смерти Дэвиджа — после самого себя, конечно. Это выглядит бессмыслицей, но разве в моей жизни есть место здравому смыслу? Я не могу смириться с его смертью, хотя с ней как будто уже смирилась вся планета Амадин, превратив ее в священную икону.

Но мне хочется кое-что совершить.

Хочется, чтобы у моих свершений был свидетель — Дэвидж.

Во мне по-прежнему сидит глупое дитя, громко кричащее: «Так нечестно!»

Глядя из темноты на ночной туман, я чувствую, что лишился почти всей воли к миру, почти всей воли к жизни. Наблюдая за крылатыми существами, парящими внизу, я вдруг понимаю, что меня взяли за руку, и не глядя догадываюсь, что это Кита.

— В чем дело?

— Нам надо кое-куда съездить.

Впервые я замечаю, как она опухла от слез.

— Куда?

— В Гитох.

— Зачем?

— Маведах открыл город.

Я снова погружаю взгляд в туман.

— Что нам делать в Гитохе?

— Уилл хотел, чтобы ты кое-что увидел. Это было его последним желанием.

Моя рана только-только начала затягиваться, и хватило нескольких слов, чтобы она опять стала кровоточить. Я безвольно шагаю за Китой через опушку и поднимаюсь на «Эол».

Не проходит и часа, как корабль опускается в Гитохе. Сперва жители смотрят на нас с подозрением, но их успокаивают цифры «29» на наших нарукавных повязках. Подозрение сменяется приветственными криками. Один из драков вызывается провести нас между разбомбленными домами. Улицы расчищены, воронки засыпаны. В одном сгоревшем доме уже открылась ремонтная мастерская, в другом я вижу лавку, торгующую семенами и съедобной растительностью, в третьем магазинчик старой одежды. Улица перегорожена кучей обломков, бывшей некогда внушительным домом. У кучи нас дожидаются два десятка драков, вырядившихся в самое лучшее, что у них нашлось. Виден глубокий раскопанный подвал, уходящая вниз бетонная лестница. Электричества нет, ступеньки приходится освещать свечами.

— Что это за место? — спрашиваю я у Киты.

— Архивы примерно шестидесяти гитохских родов. К ним не обращались больше двенадцати лет. Здесь хранятся архивы рода Язи.

Мы заходим в просторное подвальное помещение. Свечи освещают его теплым желтым светом. В помещении толпятся драки, есть и несколько людей. Некоторых я узнаю, большинство — нет. На открытой железной полке стоят красивые книги разной толщины. Джетах в синей мантии берет с полки книгу потоньше и кладет ее на подиум.

Я замираю на месте и жгу Киту взглядом.

— Я не могу! Я не готов. — Глядя на мозаичный пол, я продолжаю шепотом: — Здесь нет его. Я хотел, чтобы он при этом присутствовал. Других он успел выслушать, а меня…

— Он здесь, Ро, — возражает Кита с улыбкой.

— Нет! — Я качаю головой. — Я верю только в призраки зла.

— Тем не менее он здесь, — настаивает она. Только сейчас я замечаю, что она держится руками за живот.

Какой я глупец! Она носит под сердцем ребенка Уилла. Я заключаю ее в объятия. Она отвечает мне тем же. Мы стоим неподвижно, пока вся боль не сменяется любовью. Наконец она поднимает на меня глаза.

— У меня письмо Уилла. Он написал его ночью, перед смертью. Оно адресовано тебе.

— Что в нем написано?

— Я не читала.

Я выпускаю ее, и она достает из кармана конверт. Я ломаю печать, вынимаю листок, разворачиваю его.

Дорогой Ро, нынче ты приступаешь к ритуалу взросления. Знай, что я очень горд тобой и верю, что ты будешь расти дальше и совершенствовать свои многочисленные достоинства. Однажды я тебе сказал, что хотел бы наблюдать, как ты растешь. С момента нашей встречи на Дружбе до последней минуты здесь, на Амадине, я радовался твоему возмужанию и праздновал твои достижения. Мое желание осуществилось.

Да пребудет с тобой всегда моя любовь!

Дядя Уилли.

Глядя на подпись, я вижу его, его озорную улыбку. Я отдаю письмо Ките и поворачиваюсь к архивариусу Гитоха.

Он рассказывает мне обо мне самом: в Талмане обещано, что моя жизнь будет течь по вселенскому плану. Со временем правила карантина будут облегчены, и я полечу на Драко, чтобы рассказать Матопе, ветерану в кресле-каталке, что память нас не покинула, что с войной покончено. Оттуда я отправлюсь на Тиман, чтобы выполнить обещание, данное Лахваю ни'до Тиману, дакизу Ри-Моу-Тавии, — преподавать его студентам предмет «Достижение мира на Амадине». Потом я перелечу на Дружбу, найду там пещеру и буду помогать Ките и членам рода Джерриба учить ее ребенка сбору хвороста, копчению змей, выживанию зимой. А дальше будет видно, куда поведет талма.

ПЕРЕД ТОБОЙ СТОЮ Я ЗДЕСЬ, РО ИЗ РОДА ЯЗИ, РОЖДЕННЫЙ АВО, УЧИТЕЛЕМ АНГЛИЙСКОГО, УЧЕНИК УИЛЛИСА ДЭВИДЖА, ДАРОВАВШЕГО МИР…

1978 год, первый год моей писательской карьеры. Из-под моего пера уже вышло несколько историй из серий «Мом» и «Цирк», и теперь я погружен в сочинение рассказа «Враг мой», превратившееся в настоящее наваждение. Отремонтированная электрическая пишущая машинка IBM за 20 долларов призывно гудит, бумага заправлена, на бумаге заглавие. Мои пальцы колотят по клавишам — и человек в рассказе, разминая пальцы, помышляет об убийстве, тем же занят инопланетянин. Последний открывает рот и произносит…

Что же он произносит, черт бы его побрал?

«Иркмаан»!

То есть «earthman», «землянин» — с ужасным акцентом?

Выходит, эти еще не получившие ни названия, ни облика инопланетяне произносят межзубное «th» как «к», а «а» растягивают из-за своих сильных ямайских корней?