Жюль Верн - Опыт доктора Окса : романы, повести и рассказы

— Нет, господин Казаллон, — говорит Роберт Кертис, — повторяю вам, что все необходимое уже сделано. Я хотел было прорубить отверстие в корпусе судна на высоте ватерлинии, чтобы таким образом в трюм проникла вода, которую затем выкачали бы насосами, но оказалось, что огонь уже добрался до верхних слоев хлопка и потушить его можно лишь затопив весь трюм. Все же я велел проделать в палубе несколько отверстий, и по ночам в них льют воду, но этого недостаточно. Нет, существует один только способ, — к нему-то и прибегают в подобных случаях, — это прекратить доступ воздуха в трюм и предоставить огню самому потухнуть за недостатком кислорода.

— Но пожар все же усиливается?

— Да, и это доказывает, что воздух откуда-то проникает в трюм. Однако, несмотря на все поиски, мы нигде не обнаружили ни одной щели.

— А бывало, что корабли, попавшие в такое положение, все же спасались?

— Ну, конечно, господин Казаллон. Иногда корабли прибывали в Ливерпуль или Гавр с грузом хлопка, наполовину уничтоженным огнем. Но в таких случаях пожар удавалось затушить в пути или по крайней мере не дать ему разгореться. Я знаю не одного капитана, входившего в порт с горящей под ногами палубой. Там не медля приступали к выгрузке, стараясь одновременно спасти и судно и нетронутую часть груза. У нас — другое дело. Я ясно чувствую, что пожар не только не прекращается, а усиливается с каждым днем! Безусловно где-то есть отверстие, которое мы никак не можем найти, и наружный воздух, проходя в трюм, только раздувает огонь!

— Не лучше ли повернуть назад и направиться в ближайшую гавань?

— Пожалуй, — отвечает Роберт Кертис. — Как раз об этом лейтенант, боцман и я хотим поговорить сегодня с капитаном. Признаюсь вам, господин Казаллон, что я уже изменил курс на свой страх и риск, и мы идем теперь с попутным ветром на юго-запад, то есть к берегу.

— Пассажиры не знают о грозящей опасности?

— Нет, и я прошу вас держать в тайне то, что я вам сейчас сказал. Испуг женщин и трусов лишь осложнит наше положение. Вот почему матросы получили приказ молчать.

Я понимаю, насколько вески доводы помощника капитана, и обещаю ему не проронить ни слова.

— Двадцатое — двадцать первое октября. — А «Ченслер» между тем продолжает плавание. На нем поднято столько парусов, сколько может выдержать рангоут. Временами брам-стеньги гнутся и, кажется, вот-вот сломаются. Но Роберт Кертис начеку. Он боится всецело положиться на рулевого и стоит рядом с ним у штурвала, умело маневрируя, чтобы ослабить действие ветра, когда тот грозит, судну бедой. В надежных руках своего кормчего «Ченслер» идет вперед, ни на минуту не теряя скорости.

Весь день 20 октября пассажиры провели на юте.

Они, конечно, заметили ненормальное повышение температуры в кают-компании, но, не подозревая истины, ничуть не тревожатся. К тому же ноги у них хорошо обуты и не ощущают, как нагрелись доски палубы, хотя ее и поливают почти беспрерывно. Шланги не остаются в бездействии, и это могло бы вызвать хоть недоумение, но нет, в большинстве своем пассажиры растянулись на скамьях и, убаюканные легкой качкой, наслаждаются полным покоем.

Один только Летурнер, по-видимому, удивлен чрезмерной чистоплотностью, необычной на торговых судах. Он заговаривает со мной по этому поводу, но я отвечаю ему уклончиво. Правда, этот француз — человек энергичный, волевой, и ему можно довериться, но я обещал Роберту Кертису молчать и молчу.

Между тем сердце мое сжимается, когда я думаю о возможных последствиях пожара. Нас на борту двадцать восемь человек, быть может — двадцать восемь смертников, под ногами у которых огонь скоро не оставит ни одной целой доски!

Сегодня состоялось совещание капитана, его помощника, лейтенанта и боцмана, совещание, от которого зависит спасение «Ченслера», его пассажиров и всего экипажа.

Роберт Кертис сообщил мне о принятом решении. Как легко было предвидеть, капитан Хантли совершенно потерял голову. У него не осталось ни выдержки, ни решимости, ни энергии, и он негласно передал командование Роберту Кертису. Огонь распространяется, это бесспорно. В помещении, отведенном для матросов в носовой части «Ченслера», уже невозможно оставаться. Очевидно, потушить пожар нельзя, и он рано или поздно вырвется наружу.

Что же делать в таком случае? Остается одно: добраться до ближайшей земли. Такой землей, согласно произведенным вычислениям, оказались Малые Антильские острова, и есть надежда быстро туда добраться благодаря постоянному северо-восточному ветру.

Вот какое решение было принято, и помощнику капитана остается только придерживаться того курса, которым корабль идет уже целые сутки. Пассажиры, не умеющие ориентироваться среди беспредельной пустыни океана и плохо разбирающиеся в показаниях компаса, не заметили, что «Ченслер» переменил курс.

А на самом деле, подняв все паруса вплоть до лиселей и бом-брамселей, он спешит к Антильским островам, отстоящим от него более чем на шестьсот миль.

Между прочим, на вопрос Летурнера об изменении курса Роберт Кертис ответил, что он не в силах бороться с ветром и ведет судно на запад, чтобы воспользоваться там благоприятными течениями.

Это было единственное замечание, вызванное тем, что «Ченслер» изменил путь.

Следующий день, 21 октября, не принес никаких перемен. Пассажиры считают, что плавание совершается в обычных условиях и жизнь на корабле течет по-прежнему.

Распространение пожара в трюме не особенно заметно снаружи, и это хороший знак. Все отверстия так плотно заделаны, что не видно ни малейшего дымка, свидетельствующего о пожаре. Может быть, удастся локализовать огонь, может быть, за недостатком воздуха он затухнет или будет спокойно тлеть, а не разгорится, не охватит всего груза. Вот на что надеется Роберт Кертис и из предосторожности велит тщательно законопатить отверстия, через которые в трюм опущены шланги, боясь, как бы вместе с ними туда не проникло немного воздуха.

Да поможет нам бог, так как, по правде сказать, сами мы совершенно бессильны.

День прошел без происшествий, если не считать случайно подслушанного мною разговора, из которого явствует, что наше положение, и так очень серьезное, может стать катастрофическим.

Судите сами.

Я сидел на юте, а поблизости тихо беседовали два пассажира, не предполагая, что кто-нибудь их услышит. То были инженер Фолстен и торговец Руби, которые часто разговаривают между собой.

Мое внимание сначала привлекли гневные жесты инженера, который, казалось, в чем-то упрекал своего собеседника. Я невольно прислушался.

— Это идиотство, идиотство, — повторяет Фолстен. — Как можно быть таким неосторожным!