Геннадий Прашкевич - Костры миров (сборник)

Но тогда зачем все? – подумал он с еще большим отчаянием Зачем лещ? Зачем солнечная рябь в темной воде? Зачем растения, люди, микробы, звезды, галактики? Зачем молнии, духота, равнодушие Ванечки? Зачем Надин испуг? Зачем все?

– Выбери ответ сам .

– Но ведь для этого нужно пройти все семь ступеней.

Иной не ответил.

Он гас. Он рассеивался.

Реже вспыхивали зарницы, тускнело ночное небо, звезды терялись в лохмотьях наползающих с моря туч. Молния, непохожая на прежние, злобная. крючковатая, хищно скользнула над берегом, разрушив тьму. И не было больше тишины. И не было больше Иного. Только стонала обожженная сосна, только надувались, трепетали на ветру полотнища палаток. И скользнули в душном воздухе первые капли.

Хоть Анфеду повезло – не сломал ногу.

Веснин прислушивался к дождю. О каком соавтор говорил Серов? Разве есть работы, выполненные кем-то без соавтора? Разве не был соавтором Колумба тот матрос, что первым крикнул с мачты: «Земля»? И разве не был соавтором Эрстеда тот студент, который обратил внимание великого физика на странное поведение стрелки компаса, случайно оказавшегося рядом с проводами, по которым пускали ток? И разве…

К черту!

Он нащупал газетный кулек, лежавший рядом с надувным матрасом.

Горстка земли для химанализа… А можно подвергнуть химанализу душу?…

Еще не понимая, что он делает, он запустил кульком в сосну. « Ты не поймешь ответа ». Может быть. Но я и не хочу его понимать, я хочу добраться до него сам! Ударившись о сосну, кулек лопнул, сухая земля глухо осыпалась на обнаженные, расползшиеся вдоль тропинки корни.

Вот и все.

Дождь замоет.

Веснину сразу стало легче.

Он слышал, как стучат капли, как душное напряжение медленно отпускает пересохшую землю. Он слышал, как закипают соки в тугих стволах, как успокаивается во сне тяжелое дыхание Кубыкина. Он даже Ванечку увидел – его птичьи аккуратные усики. И вот странно, впервые все это не вызвало в нем протеста.

То, что дождь, наконец, начался, было хорошо.

То, что неудачник Анфед уберег ногу, было замечательно.

То, что природа начинает приходить в себя, было еще лучше.

Веснин сел и медленно развел руки в стороны. Как никогда он чувствовал прекрасную силу здорового тела, как никогда чувствовал – впереди у него еще не одна ступень.

И вздрогнул.

Откуда-то из дождя, из неясного шума, производимого ветром, бесцеремонно ворвавшимся с моря в сразу качнувшийся лес, донесся невероятный, то хрипящий, как труба, то срывающийся на фальцет голос Кубыкина. Веснин даже испугался: может, Иной вернулся?

Но нет.

Сквозь кусты ломился Кубыкин.

Он материл весь мир, он лез прямо сквозь шиповник, он хрипел, как бык. А прорвавшись сквозь колючий куст, упал на колени перед палаткой.

– Эй, писатель, идем! Там Анфед сломал ногу.

Хенк был счастлив.

Под его ногами лежала настоящая земля. В его лицо упруго давила волна настоящего воздуха. Кисловатый запах металла, запах кислых почв, горячего песка жестко и сладко щекотал ноздри. Земля все еще отдалена миллиардами световых лет? Не важно! Теперь не важно. Теперь он среди людей. Пусть их немного, пусть все они, как он, Хенк, заброшены на эту далекую планетку лишь необходимыми для человечества делами, пусть Симма столь же мало похожа на Землю, как Крайний сектор на Внутреннюю зону, он, Хенк, все равно среди людей.

Его так и подмывало поднять голову и взглянуть на Стену. Но голову он не поднял. Спирали металлической травы под ногами счастливо поскрипывали, их ржавые стебли искрили как щетки электрогенератора. Хенк мысленно прикинул, какое напряжение могут вырабатывать металлические заросли там, где их корни уходят в глубину почв Симмы не меньше чем на милю, и присвистнул. Он привык к удивительным вещам, но все еще не отвык удивляться.

– Надень шляпу и топай в бар, – сказала Шу.

– Надо говорить – нахлобучь шляпу! – засмеялся Хенк.

Со своим сверхмощным бортовым компьютером он всегда обращался как с человеком.

– Я никогда не видела шляп, – заметила Шу без всякой обиды. – Я всего лишь представляю их геометрию. Видимо, этого мало.

– Ничего. Скоро я покажу тебе настоящую шляпу.

Этот разговор состоялся час назад.

За какие-то шестьдесят минут Хенк успел законсервировать «Лайман альфу», прошел через Преобразователь и сдал хмурому диспетчеру данные для расчета будущего курса к Земле.

Диспетчер не скрыл недоумения:

– Ты из зоны протозид? Странно…

Это прозвучало как – мы не ожидали гостей.

Помедлив, диспетчер все же спросил:

– Оберон?

– Человек! – возразил Хенк. – Разве не вы вели на посадку мою «Лайман альфу»?

– Это делают у нас автоматы… – Диспетчер, похоже, не поверил Хенку.

– А Преобразователь? – счастливо рассмеялся Хенк. – Разве я изменился, пройдя через горнило Преобразователя?

– Нетипичная зона… Иногда здесь мудрит даже Преобразователь… – Диспетчер хмуро ткнул кулаком в необозримую стену, украшенную множеством экранов. – Чаше всего мы имеем дело с квазилюдьми…

– Но не всегда, – возразил Хенк.

Он имел в виду себя: человека.

– А есть и такие, – не слушал его диспетчер, – что сразу начинают себя вести как люди…

Хенк рассмеялся:

– Я как раз из таких.

Диспетчер не улыбнулся. Он привык держаться официально, положение обязывает. Весь вид диспетчера говорил: я занят, я при настоящем деле, я из тех людей, что помнят саму Землю, а вот кто ты такой – это мне пока неизвестно. Может, ты и вправду человек, тогда я найду возможность извиниться, если же ты оберон, извинения не имеют смысла.

Что ж, сказал себе Хенк. Трудно было ожидать другого. Нетипичная зона это Нетипичная зона. У диспетчера действительно нет оснований мне доверять. Никто на Симме не ожидал земного корабля, тем более из зоны протозид, закрытой для всех представителей Межзвездного сообщества.

И решил: ладно. Пусть считает меня обероном. Трое земных суток – это не так уж много. Трое земных суток, трудно ли потерпеть? Трое суток…

Хенк усмехнулся. Термину оберон много больше.

Термин оберон вошел в обиход задолго до первого выхода Хенка в космос, где-то в год пуска сразу семи Конечных станций Вселенной, оборудованных Преобразователями. Принцип Преобразователя был, кажется, не до конца ясен даже самим предложившим его Цветочникам (ходили слухи, что Преобразователь – всего лишь случайное заимствование Цветочников у некоей загадочной крайней расы), но ни одна из цивилизаций, входящих в Межзвездное сообщество, не отказалась от подарка. В объемистую горловину Преобразователя могло войти любое разумное существо, но на выходе вы всегда имели человека, точнее квазичеловека, оберона, обладающего довольно приличным словарным запасом и навыками смысловых схем, достаточных для деловых объяснений. Это сразу и навсегда избавило Конечные станции типа Симмы (Хаббл, Фридман, Оорт, Ньютон, Бете, Ридан) от массы хлопот: запасы продовольствия, газов, воды, биологически активных веществ свелись к стандартным, к тому же контакт с представителями самых отчужденных звездных рас предельно упростился. Что же касается термина оберон, к нему скоро привыкли.