Петер Жолдош - Возвращение Викинга

- Кто следующий?

- Тен Линг - астроном. Тоже хватает звезды с неба... Два бортинженера: Андрей Болотов и Такура Омичи...

- Эти тоже из Центра?

- Да, работали в группе Дэйва.

- Надо полагать, все холостяки?

Феликс развел руками:

- Это одно из условий подбора... Кого мы не упомянули? Два медика: Вэл Тоно и Мишель Марсе - оба космонавты со стажем. Радист Яй Синг его хорошо знает Тилл. И, наконец, Амар эль Гатти... Не удивляйся, даже не родственник. Доктор биологии. Изучал антропологию и зоологию...

Большинство имен тогда мало о чем говорило мне. Я немного знал сотрудников Исследовательского Центра, - это они организовали экспедицию на Ганимед, тогда же я со многими и познакомился. А сейчас мне не давал покоя вопрос:

- По каким соображениям все-таки в экспедицию не берут семейных?

Не скажу, что мой вопрос обрадовал Феликса. Сужу потому, что огонек его воодушевления сразу приугас.

- Ты все еще не понял? - удивился он. - Или притворяешься? Будем откровенны - успех нашей экспедиции, вернее, вероятность нашего возвращения... хм... не очень велика. Мы, холостяки, рискуем собственными жизнями, не обремененные обязательствами перед женами и детьми. Так что руководители экспедиции правильно решили, что не имеют морального права подвергать риску семейных космонавтов. Что, мало холостяков? Ведь ты лучше, чем кто-либо, понимаешь трагедию потери близкого человека. Прости, что напомнил об этом.

Перед моим внутренним взором появилось лицо Лены, спокойное, веселое, - я всегда его видел именно таким... Феликс прав. Задуманная экспедиция связана с большим риском. Для меня, пережившего трагедию "Электры", потерявшего на ней любимого человека, любой риск нипочем. Из этого исходили люди, комплектующие экипаж, вернее - состав экспедиции. Но меня поразило другое, и я тут же все выложил Феликсу:

- Если экспедиция так плохо подготовлена, если так мала вероятность возвращения, то не благоразумнее ли подождать?

Феликс вскочил, словно я нанес ему жестокое оскорбление:

- Ждать? Чего?

- Ждать в смысле не торопить события, получше подготовиться, еще раз все просчитать, продумать... Может, не вполне надежна техника... Ты же понимаешь, о чем я говорю. Уверенность в успехе обязательна. И если мы заранее не вполне уверены, то как организация полета, сама его идея согласуется с моралью? - Чем больше я говорил, тем более каменным становилось лицо Феликса. - Уж не думаешь ли ты, что во мне заговорил трус? Я-то готов лететь хоть сейчас. Скажут, что до старта осталось три часа - и через десять минут я буду готов. В конечном счете дело даже не в наших жизнях. Идея стала достоянием всего человечества. Внимание множества людей приковано к организации экспедиции. А с какими надеждами будет смотреть на нас наука? Имеем ли мы право на легкомыслие?

Феликс вскочил и взволнованно стал прохаживаться взад-вперед перед моими глазами:

- Значит, Бен Гатти в тебе ошибся, - упавшим голосом заявил Феликс. - И я тоже.

- Феликс, присядь, не мельтеши - в глазах рябит. Что за манера сразу же делать выводы. Я спорю, потому что не все в этом деле согласуется со здравым смыслом. Я не прав? В чем именно?

И пока Феликс нервно прохаживается передо мной, видимо, собираясь с мыслями и аргументами, я подвергаю блиц-ревизии то, что я высказал. Во всем ли я прав? Нет ли у Феликса оснований обвинить меня в трусости? Пока о смерти думаешь, как об отвлеченности, - это одно. Совсем другое - посмотреть ей в глаза и почувствовать ее парализующий волю взгляд. Где-то внутри появились восклицательные знаки раздражения. Что за черт! За кого они меня принимают?! Феликс свалился с готовым решением, как снег на голову, а ты, кого это затрагивает, не смей и возразить... Да, я психологически не готов к подобным сюрпризам... С утра все было в привычном порядке - покой, тишина. Ни намека на какие-либо стрессовые ситуации. Все мои помыслы сосредоточились на Лене. Я решил что-нибудь сделать в память о ней. Вот только что? Можно написать книгу с посвящением. Можно алтарь воздвигнуть. Я вновь и вновь перебирал в памяти недолгую историю нашей любви. Нас сблизили космогонические интересы. И космос отнял ее у меня...

- Послушай, Грегор, - заговорил наконец Феликс. - Ты помнишь, кто такой Христофор Колумб?

- ... (я посчитал, что Феликс, поставив этот вопрос, чихнул на мое достоинство).

- Тогда ты знаешь, какие были у него корабли. Так?

- Ну!

- Всего тридцать метров длины и 130 тонн водоизмещения...

- Дальше!

Феликс остановился передо мной, расставив ноги. Для большей устойчивости, что ли?

- Ты - Колумб, - заявляет Феликс. - Именно сейчас ты готовишься в опасное плаванье на своем весьма и весьма примитивном суденышке. И вот подходит к тебе некий человек и говорит: "Что это ты затеял? Я верю в прогресс человечества. Пройдет десяток, сотня, три сотни лет - люди изобретут такие корабли, которые при полном штиле поплывут с такой скоростью, какая твоему корыту и не снится... Я прошу тебя - не торопись. Подожди. У наших внуков и правнуков будут другие возможности. Им не придется так рисковать...

- Хватит!

- Я только начал. Некий человек продолжает: - Смотри в будущее, дорогой господин Колумб, и жди. Скоро изобретут паровую машину, потом двигатель внутреннего сгорания, электричество, разные удобства... Зачем вам тратить годы на дорогу, которая у ваших правнуков займет недели, а то и часы? Словом, подождите...

Я зажал уши.

- И что ты решил? - спросил Феликс голосом выдохшегося лектора.

Говорят, что в решающий момент человек чувствует, как его касается рука судьбы. Длинный монолог Феликса не снял ни одного из моих сомнений. Его аргументация шла в другой плоскости. Я был зол и внутренне решителен. В самой глубине сознания тлела горечь неясного сожаления. Сожаления ни о чем:

- Я должен представиться Совету?

- Не к спеху. Можно завтра в девять ноль-ноль. - Феликс с плохо разыгранным безразличием пожал плечами.

И больше мы об этом не говорили. Правда, после ужина, когда мы втроем - был еще рыжебородый директор - сидели на верхней террасе и наблюдали пламенеющий закат, этот самый директор спросил:

- Как будет называться ваш корабль?

- У нас будет два корабля, - ответил Феликс. - "Титан" - стартовый и "Викинг" - экспедиционный, как составная часть "Титана".

- "Викинг"? Понятно, - кивнул директор. - Викинги - это те, кто первыми вторглись в мировой океан. Люди тогда еще жили в уютной вере, что Земля, как плоская тарелка, плавает в море, которое тянется до звезд. Прекрасное название... Подходящее название.

В сгущающихся сумерках наша терраса невесомо реяла между звездным небосводом и электрической иллюминацией долины.

Марк Роган внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на Феликса: