Петер Жолдош - Возвращение Викинга

Несколько мгновений жду. Тихо. Отхожу назад по сглаженным временем и ветрами ступеням и втискиваюсь спиной в щель, держа лук на изготовку. Сверху мне ничто не угрожает из-за скалы, нависающей козырьком. Все внимание - за угол скалы, куда уходит лестница. Мгновенья напряженного ожидания. Шорох. Осторожные шаги. Натягиваю тетиву и... сердце чуть не обрывается. Из-за скалы появляется Тен. Увидев натянутый лук, отшатывается. Я, охнув, хватаю его за рукав и притягиваю к себе.

- В чем дело, Грегор? - спрашивает он, глядя на меня, как на рехнувшегося. В это время, задев его плечо, сверху падает булыжник. Тен хватается рукой за плечо и смотрит вверх.

- Прижмись спиной к скале! - он послушно прижимается. - Они получили приказ разделаться с нами, - шепчу я товарищу.

За поворотом лестницы послышались осторожные шаги. Воин, увидев нас, замахивается копьем, но моя стрела его опережает. Он сваливается в воду.

- Ничего не понимаю, - шепчет Тен.

- Тут и понимать нечего - нас хотят убить, - лихорадочно шепчу я Тену, настораживая лук, - возьми на всякий случай вон тот камень, надо же защищаться!

За скалой переговариваются. Идущие следом за первым воины тоже говорят полушепотом. Я спускаю тетиву, как только туземец появляется из-за угла. Падая, он увлекает вслед за собой и второго воина. Они падают на острые скалы и сползают в воду... Опять стало тихо. Через несколько секунд слышен голос наверху, прямо над нами. Ему отвечает другой, на лестнице, метрах в двадцати от нас.

- Что они говорят? - спрашиваю Тена шепотом.

- Этот, над нами, спрашивает: - все? покончили? Тот отвечает: - не знаю, не вижу никого...

За углом опять слышны осторожные шаги. Я беру из рук Тена булыжник и, как только из-за скалы появляется голова туземца, обрушиваю на него удар.

- Остался один жрец, - шепчу я Тену, - нельзя допустить, чтобы он убежал в город... Позови его сюда... Скажи, что воин столкнулся со мною, и мы оба полетели вниз... говори быстро!

Тен что-то кричит жрецу. Тот отвечает. Тен снова что-то говорит... Проходит довольно долгая пауза. Наконец туземец подает голос. Тен переводит мне шепотом, что туземец спускается сюда...

Испытывал ли я угрызения совести после всего, что случилось? Конечно, на душе было очень тяжело. Но что нам оставалось делать? Поднять руки и обреченно ждать, пока нас пронзят копьями и похоронят в морской пучине?.. Я много раз убивал антилоп, свиней, обезьян. Я подчинялся установленному природой закону. Ведь не мучается угрызениями совести хищник, терзающий жертву! Я знал немало плоскоголовых, низких негодяев, которым я с удовольствием проломил бы голову, если бы не внутренний тормоз совести. Там прямой угрозы моей жизни не было...

Но уже схватка с преследователями на реке поставила вопрос иначе: тебя хотят убить - защищайся, как можешь! То же самое и здесь. С первого взгляда на верховного жреца я понял, что мы имеем дело с коварным и подлым человеком. Если учесть, что он еще и умен, то становится ясным, насколько опасен этот тип.

Я ищу оправдательные аргументы. Конечно, Мазу приказал нас убить. Он чует своим звериным нюхом нежелательный для него поворот событий. Он еще не знает, в чем конкретно заключается этот поворот, но уже действует, руководствуясь примитивной логикой хитроумных негодяев: все, что плохо для противника, - хорошо для себя. Что ему стоило отдать приказ на убийство? Абсолютно ничего. В то время как ликвидация двух "братьев" - это очень полезно, поскольку уменьшает силу "братьев" и вгоняет их в страх; а страх, как известно даже первобытным, плохой помощник в делах.

Интуиция - великое дело. Уходя утром из дворца, я захватил с собой лук, чем немало удивил друзей. Я и сам не знал, зачем он мне нужен. Взял - и все. Было нечто непреодолимое в этом решении. Я объясняю это четырьмя годами жизни в джунглях, где условия первобытной среды разбудили в глухих уголках моего мозга реверсивные возможности. Если бы я не сделал этого, сейчас нашими бездыханными телами распоряжались бы подводные морские течения и рыбы.

Правда стремится к простоте. Но в моих самообвинениях эта простота делает правду неубедительной. Я вновь и вновь прокручиваю в своем сознании диск неумолимой логики, отрицающей насилие. Нравственная проблема хищника и жертвы действительно проста. А как быть с этими несчастными, которым я ничего плохого не сделал до этой роковой минуты? Они мне - тоже, пока не получили приказ своего владыки. Никто из них не поставил под сомнение повеление вождя. По крайней мере, мне это неизвестно. Они были исполнителями чужой воли. Я защищал свою жизнь. На стыке двух этих правд произошла трагедия. Так что же, всю жизнь казнить себя? Кто же выиграл в этой трагедии? Мазу потерял своих подручных, подручные потеряли свои жизни, я потерял нечто очень важное в своей душе... Все потеряли. Что с того, что потери потерям рознь!

Мы долго сидели над пропастью, опираясь спинами о скалу. Тен все время смотрел в темную воду пролива. Я сидел, прикрыв глаза. Ничто больше не нарушало тишины, кроме плеска волн.

- Мы не можем сказать остальным, что произошло, - нарушил молчание Тен, - они не поймут этого. Я понял, что нам угрожала смерть, когда увидел в руках жреца веревку... Когда хотят скрыть убийство, к трупам привязывают камни и бросают в воду. Наши парни никогда бы не узнали, куда мы исчезли...

- Мазу может спросить нас, куда девались воины и жрецы.

- Мы шли порознь. Нам не было никакого дела до воинов и жрецов, которые шли сами по себе по своим делам. Вот так и будем отвечать, мне понравилась и удивила решимость Тена и его четкая логика.

- Мертвые, конечно, всплывут, - сказал Тен, - мы теперь должны торопиться с подрывом.

- Ну, делитесь впечатлениями! - Марк был настолько "приподнято весел", что не замечал нашей бледности. Ссадина на плече Тена ни о чем не говорила - как-никак, по скалам лазали!

- Надо будет заложить взрывчатку под четыре скалы, - говорю, стараясь мобилизовать все свое самообладание. Тен тоже держится спокойно, правда, часто устремляет взгляд в темноту. Но это никому не дает повода приставать к Тену с глупыми вопросами. Устал человек, это же ясно! Нашим друзьям, заряженным идеей возвращения, хочется вытянуть из нас побольше информации, они требуют обстоятельного ответа.

- Обвал закрывает внешнюю горловину пролива, - говорит Тен, - масса породы не очень велика. Сделать проход не составит проблем.

Я решаю объяснить подробнее. Подобранным на земле кусочком известняка рисую на каменном полу схему пролива и место, где лежит обвал. Указываю примерные места, где надо заложить четыре заряда взрывчатки. Ширина пролива в этом месте - до тридцати метров. Глубина залегания обвала, по прикидке, метров десять. Долбить шурфы для взрывчатки не придется - ее можно опустить в расселины между скалами и взорвать электрическим детонатором. Взрывчатки должно хватить на то, чтобы взорвать примерно десять тысяч тонн породы. Я вижу темную толщу воды, на дне среди скал течение шевелит руками убиенных...