Вячеслав Жуков - Сердце дурака

Банда в бегах

1

- Микки - славный парень, башковитый. Добрая и отзывчивая душа: за самогоном сбегать или парашу там вынести - без возражений и уверток. А до чего веселый! На днях захожу я в дежурку, а он, зараза, вспорол кошке брюхо и насовал в эти кошкины потроха проводов от Большого Утюга. А у самого морда довольная: "Бу-бу-бу, бу-бу-бу", - кошка глазами лупает, ни хрена не поймет. Тут я от смеха чуть не кончился. Так он меня доконал - обкрутил кошку проводом и выпустил из дежурки. А сам по клавишам наяривает.

2

Ночь, надорвавшись бледной полоской зари, уступила место осеннему утру, в раннем покое которого я ощутил себя еще моложе. Осторожно, ступая с носка на пятку, чтобы не потревожить спящую Геллу, я пробрался к выходу навстречу легкому утреннему дождю. Пробегая милю за милей по мокрому, еще пустынному шоссе, я развлекал себя беседой с самим собой. Но вскоре не совсем тактично меня прервал рвущийся в город на огромной скорости "Континенталь", розовый передок которого промелькнул в нескольких сантиметрах от меня. В последний момент я успел отпрыгнуть. В боковом окне машины я разглядел прыщавое лицо довольного молодца. Ясное дело, малыш пошутил, этак его воспитали. Не дай бог травмировать ребенка необоснованными отказами, ограничивать его свободное волеизъявление. Надо ему подсобить. И я, свернув на проселочную дорогу, вскоре догнал лихача, выбежал на шоссе и перешел на обычный бег. Милые детишки вначале давят кошек в гимназии, а потом людей. Через несколько минут показалось знакомое рыло железной зверюги: громыхая костьми и плотоядно урча, она, не сбавляя темпа, неслась на меня. Субчик внутри призадумался, но решил, что таких чокнутых, как я, развелось, и нацелился выкинуть фортель и с этим бегунком. Когда до машины оставалось несколько метров, я, не останавливаясь, выбросил навстречу ей руку. Металл, стекло, кожаная обшивка салона, утрамбовавшись в стонущий, скрежещущий комок, с диким воем рванули в другую сторону. Покойный "Континенталь", уже без верха и задних дверей, вихляясь и всхрапывая, умчался в ближайший кювет. Когда я подошел к захоронению, из железного гроба выбрался на свет божий побелевший юнец.

- Молокосос, - участливо обратился я. - В следующий раз уши оборву.

Поверить в это грозное обещание было нетрудно, и я снова продолжил свой бег. Через час справа по шоссе проносились грузовики, автобусы и легковушки всех мастей, и все это стадо легко обгоняло меня, фыркая и шипя так, что я пугался до смерти. Наконец за ближайшим поворотом я увидел милый моему сердцу вишневый флигель виллы капитана в окружении разноцветных пихт.

Несмотря на беспечно открытые окна спальни, дом был опоясан общей системой безопасности. К сожалению, под рукой не было даже привычной канцелярской скрепки. Пришлось использовать другие знания. Легкий шепот голубых фиалок на мгновение замер в прозрачном воздухе, контрабандой пропуская меня к запертым окнам. В благодарность я не наступил ни на одну из них. Что может быть хуже, чем цветы в грязи?..

В психушку я вернулся как раз к утреннему обходу. Микки - "славный парень" - приветствовал меня своим обычным мычанием, уверенно выпрашивая припасенную мной заранее плитку сахара. Сунув дрожащей рукой сахар за пазуху и, грустно улыбнувшись, - наверняка, не мне - в недавнем прошлом профессор медицины, сошел с ума после того, как узнал о том, что от его чудодейственных пилюль с помощью правительства вымерла половина населения одной из восточных республик. Все дело в дозе. И в политике. Где возможны любые дозы.

По коридору навстречу мне, покачивая бедрами (эта походка появляется у нее при виде любого мужчины, только амплитуда качания разная), шла пышногрудая красавица Гелла.

- Привет, малыш. Как провел ночку?

- Лучше прежнего, Гелла. Ты сегодня отлично выглядишь.

- Я всегда отлично выгляжу.

- С каждым днем все краше и краше. Глаз не оторвать.

- Правда, малыш? Не врешь?

- Особенно в этой шикарной юбке.

- Она на пуговичках. Смотри, как легко расстегивается.

- Мне трудно, а вдруг не выдержу?

- Пошли со мной, я тебе помогу.

- Что ты, Гелла. А если мама узнает?

- Трусишка маленький.

- Ну, нет. Хочешь честно?

- Давай.

- Я боюсь.

- О, это так просто.

- Я боюсь в тебя влюбиться.

- Я тоже, маленький.

И встав на цыпочки, она целует меня и уходит. Но на этот раз скромной девичьей походкой, и потому выглядит еще соблазнительней.

Я иду дальше, мимо второго отделения, фикуса, Шалтая-Болтая в каске. Вот уже десять лет он стоит прижавшись лбом к мраморной колонне, с побудки до отбоя, пока его, связанного, не кладут в постель.

Вспышка света в густой парковой зелени. Черные решетки на окнах отразились на матовой белизне коридорной стены. Через мгновение стало еще темнее. В полумраке, подняв хвост трубой, промчалась красная пятнистая кошка и скрылась за полуоткрытой дверью дежурки. Дверь тут же захлопнулась. Скользящим неслышным шагом я - любознательное существо - приблизился к дежурке, быстро открыл замок и распахнул дверь. Возле Большого Утюга на корточках сидел Микки и скармливал стае из пяти разношерстных кошек мой сладкий подарок. От изумления я зловеще ухмыльнулся. Кошачий взвод дружной россыпью бросился в открытое окно. Профессор, вытянув руки по швам, преданно улыбался мне. И, наконец, пустив слюну, забормотал: "Бу-бу-бу"... Вскоре топот его мелких шажков затих в коридоре. Однако не все участники пира покинули меня, рассчитывая на его продолжение. Под столом, не дыша, притаилась самая жадная, а значит самая ловкая красная пятнистая кошка. Очутившись в моих руках, она закатила глаза и приготовилась к неминуемой смерти. Вот оно, преимущество любопытства перед жадностью: любопытный не ест сахар, он отдает его другим. Но, вспомнив о единстве методов, порождаемых жадностью и любопытством, я скормил ей сахарные остатки пиршества. И вдруг мои пальцы нащупали в густой красно-серой шерсти продолговатый предмет. От него, спеленав все тело кошки, шел тонкий двужильный провод. Оставался еще один последний пункт - шрам на кошкином брюхе. Но нигде не было даже намека на царапину. Что ж, отличная работа. И я громко говорю в микрофон возле кошачьего уха: "Босс вызывает прохфессора". В ожидании Микки я скармливаю разомлевшей от моего благородства кошке дополнительную порцию сахара. Шаги за спиной. Я широко улыбаюсь, и, издеваясь, лепечу: "Бу-бу-бу". Это не Микки. Это - главный.

3

Что там людей - это привычно. Контора использует даже животных. Общее презрение и равнодушие делают кошек незаметными, а информация всегда дороже микрофонов. Профессор любит кошек больше охранки и информации. Кстати, этот микрофон уже отсоединен. Ты прервал профессора и распугал всех. 4