Роджер Желязны - Игра крови и пыли (сборник)

— Моя Возлюбленная, здесь ли это место? — спросила Квиб.

— О нет, моя Возлюбленная, дальше,— отвечала я.

— Что ж, хорошо, Любимая моя.

И мы пошли дальше, посматривая друг на друга и несколько лениво продвигаясь в глубь Леса. Солнце уже стояло в зените и готовилось скатиться к западу.

Через некоторое время Квиб спросила:

— Любимая, не хочешь ли передохнуть?

— Пока что нет, Любимая. Благодарю тебя.

— Мне в голову пришло вдруг: здесь неподалеку дом Торговца Хокинса. Не хочешь ли его проведать, о Спутница всей моей жизни?

— С какою целью, Огонь души моей?

— Любовь моя, всего лишь согревающего выпить.

Я обдумала это предложение. Воздействие согревающего напитка вполне может ускорить развитие событий.

— Ну хорошо, моя Подруга на пути к блаженству,— ответила я наконец,— готова я зайти к Торговцу Хокинсу.

И мы направились к подножию холма.

— Свет любви,— спросила я,— правда ль, что Землянин этот свою супругу в яму положил за стенами Жилища?

— Об этом я слыхала, Любовь моя, и место это знаю, но точно не уверена, что правду говорят, хотя известно: его супруга умерла.

— Как это странно, Дорогая!

— О да, моя Возлюбленная, странно.

Наконец устроившись передохнуть, мы сели друг напротив друга и были настороже. Прелестное тело Квиб, гибкое, грациозное, стремительное, такое великолепное в сгущающихся сумерках, было крупнее моего. В небе появилась луна. Я уже проголодалась, но не сказала ни слова. Пока что лучше не есть, так что нет смысла и говорить об этом.

Подножия холмов мы достигли уже в темноте. Сквозь деревья завиднелись огоньки торговой фактории. Вокруг уже начались песни ночи. Я почувствовала странный аромат, который ветер доносил со стороны холмов.

Пробираясь в зарослях кустарника, я сказала Квиб:

— Дражайшая моя, мне бы хотелось сперва взглянуть на это место — там, где закопана умершая супруга.

— Я покажу его тебе, Любимая моя.

Квиб провела меня на задний двор фактории. Когда мы проходили мимо дома, мне показалось, что я заметила силуэт Торговца Хокинса. Он сидел со стаканом в руке на темной веранде и при свете звезд казался великаном.

Квиб показала мне огромный участок земли, где совершенно ничего не росло. На одном конце участка был установлен камень со странными значками. У камня лежали засохшие цветы.

— Так мертвая его супруга здесь? Под землей, под этим камнем? Да, дорогая Квиб?

— Так мне говорили, Свет моей жизни.

— А для чего засохшие растения, Любовь моя?

— Не знаю. Все это очень странно, Любимая.

— О да, все это странно. И я не понимаю... Мне кажется...

— Эй, что это вы там делаете, букашки?

На столбе возле дома вспыхнул яркий свет, гораздо ярче, чем свет любой из лун. Землянин стоял возле двери, держа в руках свое длинное огненное оружие. Мы повернулись и приблизились к нему.

— Мы хотели выпить согревающего напитка,— произнесла Квиб на его языке.— Но сперва остановились, чтобы поглядеть на то место, где под землей находится ваша супруга.

— Я не люблю, чтоб на заднем дворе кто-то шатался, когда меня нет поблизости.

— Мы приносим извинения. Мы не знали. У вас есть согревающий напиток?

— Есть. Заходите.

Землянин придержал огромную дверь, пропуская нас. Мы вошли в дом и последовали за этим великаном, шедшим впереди.

— А металл у вас есть?

— Да, — отвечала я, доставая брусочек из сумки и передавая ему.

Две чаши напитка были тут же для нас приготовлены, и мне еще дали три металлических брусочка меньших размеров в качестве сдачи. Я оставила их лежать на циновочке возле чаши.

— За следующую заплачу я, Дорогая,— сказала Квиб.

Я не ответила, а пригубила кисло-сладкий напиток, и жидкий огонь разлился по всем моим членам. Землянин налил нам еще и водрузил чаши на высокую деревянную подставку. Комната была полна каких-то сильных, но отнюдь не неприятных ароматов, природу которых я установить не смогла. Пол был усеян мелкими частицами дерева. Помещение освещалось ярким драгоценным камнем, сиявшим высоко на стене.

— Вы, букашки, что, на охоту вышли или просто выпить сюда забежали?

— Ни то ни другое,— сказала Квиб.— Мы поженились нынче утром.

— Ах вот как! — Глаза Торговца Хокинса сперва широко распахнулись, а затем снова сузились.— Я слыхал об этой церемонии. Лишь двое продолжают путь, а третий остается...

— Да.

— И вы по пути зашли ко мне выпить, прежде чем отправляться дальше?

— Да.

— Мне все это страшно интересно. Никто из представителей моего народа никогда не видел ваших брачных обрядов.

— Нам это известно.

— А мне бы так хотелось поглядеть, чем эта церемония закончится!

— Нет.

— Нет.

— Разве это запрещено?

— Нет. Просто мы считаем брак делом интимным.

— Видите ли, я глубоко уважаю ваши чувства, но там, откуда я родом, многие дорого бы заплатили, чтобы посмотреть, чем дело кончится. А раз вы сказали, что это не запрещено, но, скорее, зависит от вашего личного решения, хотелось бы спросить вас вот о чем: не смогу ли я убедить вас дать мне разрешение заснять все это?

— Нет.

— Нет, это очень личное.

— Вы все-таки постарайтесь выслушать меня до конца. Но сперва давайте я еще разок наполню ваши чаши. Нет, металла больше не надо. Если бы — ну, предположим это хоть на минутку — вы позволили мне заснять церемонию до конца, я бы на этом точно сделал большие деньги. И мог бы вознаградить вас многими подарками — всем чем угодно из товаров моей фактории,— и вы всегда, когда бы ни пришли, могли бы сколько захотите выпивать согревающего напитка.

Квиб посмотрела на меня как-то странно.

— Нет,— ответила я.— Это дело личное и интимное. И я не хочу, чтобы наша церемония попалась к вам, в ваш ящик с картинками.

Я отодвинула чашу и встала.

— Нам уже пора идти.

— Сядьте. Не уходите. Простите меня... Но было бы просто глупо с моей стороны не спросить у вас... Я же не обиделся, когда вы разглядывали могилу моей жены, верно? Ну и вы не обижайтесь.

— А это верно, Дорогая,— сказала Квиб на нашем языке.— И мы его, возможно, оскорбили, пройдя к могиле, где лежит его супруга, и разрешения не спросив. Ну что ж, не будем обижаться на его желание, ведь просьбу мы его решительно отвергли. Не станем же себя позорить чванством.

— Ты говоришь прекрасно, Дорогая! — отвечала я пылко и вновь придвинула к себе чашу с согревающим напитком.— Да и напиток этот превосходен!

— О да!

— Люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— А как прекрасен Руби-Стоун! Как он нежен!

— О да! И грациозен!..

— Как я была горда, когда в Жилище мы его несли!

— Я тоже! А помнишь танец в небесах? О, как он был великолепен... И выбранный тобою камень был лучше всех. Он в свете солнечном так пламенел!