Роджер Желязны - Князь Света (сборник)

Но пришел он, однако, один, ибо хочет навестить свою жену.

Он стоит у моря, под морем и выкликает ее имя, Нефтида, и ждет, пока не прилетит к нему над водой ветерок, не коснется его, не назовет его имя.

Тогда склоняет он чело и чувствует, что вокруг кто-то есть.

— Как поживает мир с тобой, любимая? — спрашивает он.

И пронизывает воздух всхлипывание, нарушает монотонную круговерть бурунов.

— Хорошо, — приходит ответ. — Ну а ты, мой господин?

— Буду правдив, а не вежлив — так себе;

— Оно все кричит по ночам?

— Да.

— Я думала о тебе, когда струилась и веяла. Я наделала птиц, чтобы не так одиноко было мне в воздухе, но крики их либо пронзительны, либо печальны. Ну так что же сказать мне тебе, чтобы быть более вежливой, чем правдивой? Что не сыта я по горло этой жизнью, которая и не жизнь вовсе? Что не сохну от желания вновь стать женщиной, а не дыханием, цветом, движением? Что не жажду вновь дотронуться до тебя, почувствовать еще раз твое прикосновение к моему телу? И чтобы все эти глаголы из метафор стали реальностью? Тебе ведомо все, что могу я сказать, но — увы — ни один из богов не обладает всемогуществом. Я не буду ныть, мой господин, однако боюсь я безумия, которое иногда меня посещает, — ты не знаешь, как это угнетает, — никогда не есть, никогда не спать, никогда не притронуться ни к чему твердому. Сколько уже минуло времени.?

— Много веков.

— Я знаю, что все жены по отношению к своим мужьям порядочные суки, и прошу у тебя прощения. Но кому еще могу я поскулить, кроме тебя?

— Все правильно, моя Нефтида. Если бы я только мог вновь воплотить тебя; ты же знаешь, мне тоже очень одиноко. И я пытался.

— Да. Покончив с Тем Что Кричит, ты накажешь Озириса и Анубиса?

— Конечно.

— Прошу, не уничтожай их сразу, вдруг они могут помочь мне. Обещай им снисхождение, если они вернут меня тебе.

— Может быть.

— Ибо все так одиноко. Мне хотелось бы уйти отсюда.

— Чтобы сохранить тебя в живых, тебя нужно окружить со всех сторон водой. Чтобы тебя занять, нужен целый мир.

— Знаю, знаю..

— Если бы Озирис не был так чертовски мстителен, все могло сложиться совсем по-другому. Ну а теперь, ты же понимаешь, мне не остается ничего другого, кроме как убить его, когда разрешится вопрос с Безымянным.

— Да, я знаю и принимаю. Но что с Анубисом?

— Время от времени он пытается убить меня, это все ерунда. Может статься, я прощу его. Но не моего птицеголового Ангела. Этого — никогда.

Принц Который Был (среди прочего) Королем садится на камень и смотрит на морской простор, потом вверх, на морское дно. Над ним лениво перемещаются огоньки. Высокие горы суют свои носы в океанские глубины. Бледный, рассеянный свет царит здесь, приходит со всех сторон. Принц бросает плоский камешек, и тот исчезает, подпрыгивая на мерно катящихся волнах.

— Расскажи мне снова о днях битвы тысячу лет назад, — говорит она, — о днях, когда пал тот, кто был тебе сыном и отцом, величайший воитель, какой только вступался когда-либо за шесть людских рае.

Принц безмолвствует, глядя на океан.

— Зачем? — спрашивает он.

— Каждый раз, когда ты рассказываешь об этом, ты воодушевляешься на новые действия.

— Ведущие к новым неудачам, — заканчивает Принц.

— Расскажи, — говорит она.

Принц вздыхает, и рокочут над ним небеса, где плавают светлые рыбы с прозрачными животами. Он протягивает руку, и камешек выпрыгивает из моря обратно в нее. К нему ластится ветерок.

Он начинает говорить.

Вверх смотрит Анубис и видит смерть.

Смерть — это черная лошадиная тень, хотя и нет тут лошади, чтобы тень отбрасывать.

Вцепившись обеими руками в свой жезл, смотрит Анубис.

— Привет тебе, Анубис, Ангел Дома Мертвых, — раздается глубокий, звучный голос, наполняет собой весь Зал.

— Привет, — негромко произносит Анубис, — Хозяин Дома Огня — которого больше нет.

— Здесь тоже многое переменилось.

— Ведь прошло немало времени.

— Весьма.

— Могу ли я поинтересоваться твоим нынешним состоянием здоровья?

— Оно, как всегда, неизменно.

— Могу ли я поинтересоваться, что привело тебя сюда?

— Да. Можешь.

Пауза.

— Я думал, ты мертв, — говорит Анубис.

— Знаю.

— Я доволен, что ты как-то пережил тот смертоносный удар.

— Я тоже. Много веков ушло у меня на возвращение из тех мест, куда меня закинуло такое идиотское применение Молота. Я, как ты знаешь, убрался из пространства, за миг до того, как нанес Озирис удар, крушащий солнца. И отбросило меня много дальше, чем я думал, в места, которым и в которых нет места.

— И что же ты делал все это время?

— Возвращался.

— Из всех богов только ты один, Тифон, способен пережить подобный холокост.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сет-Разрушитель, твой отец, погиб в этой бойне.

— Ай!

Анубис затыкает уши, зажмуривается, жезл падает у него из рук на пол. Поистине леденящий душу крик заполняет Зал, наполовину человеческий, наполовину животный, и обе эти составляющие терзают Анубиса, как бы он ни затыкал себе уши.

Постепенно наступает гробовая тишина, и Анубис открывает глаза и опускает руки. Тень теперь меньше — и ближе.

— Как я понимаю, Безымянное тоже было тогда уничтожено?

— Не знаю.

— Ну а что с твоим господином, как Тот?

— Он сложил с себя полномочия Владыки Жизни и Смерти и удалился из Срединных Миров.

— Мне в это не верится.

Анубис пожимает плечами.

— Это реальность — жизни и смерти.

— С чего бы это ему так поступать?

— Не знаю.

— Я хочу встретиться с ниш Где его найти?

— Не знаю.

— Не много от тебя толку, Ангел. Скажи мне теперь, кто заправляет делами в отсутствие моего брата — твоего господина?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ну-ну, псоглавец, по-моему ты прожил достаточно долго, чтобы понять этот простенький вопрос. Кто контролирует нынче потоки Силы?

— Дом Жизни и Дом Мертвых, кто же еще?

— Ах, «кто же еще», вот как! Ну и кто же правит нынче Домом Жизни?

— Озирис, конечно.

— Ясно…

Тень опять становится на дыбы, увеличивается.

— Псоглавец, — говорит Тифон, тень вздыбленной лошади, — я подозреваю заговор — но никогда не убиваю я лишь по подозрению. Но я чувствую, что не все здесь чисто. Мертв мой отец — и, быть может, взывает к отмщению, а если зло причинили и моему брату, то и от этого воспламенится кровь. Тебе пришлось отвечать на мои вопросы быстро, заранее их не обдумав, и ты, быть может, сказал больше, чем хотел. Тетерь послушай меня. Я знаю, что ты боишься меня больше всего на свете. Ты всегда боялся лошадиной тени — и был прав. Если тень эта упадет на тебя, Ангел, ты перестанешь существовать. Окончательно и бесповоротно. А она на тебя упадет, если имел ты какое-то отношение к тому, что мне не по нраву. Ты понял меня?