Людмила Жукова - Крылья Дедала

- Дай сюда, раб! - вырвал он подарок из рук пригнувшегося чернокожего, заглянул внутрь. - Отец! Ожерелье из желтого камня с Данепра!

- Возьми себе, - досадливо махнул рукой Дедал и отвернулся, увидев, как сын опрометью побежал в дом, конечно к зеркалу. Теперь будет любоваться собой в его бронзовой глади.

- Ах, Икар, Икар! И в этом ты похож на франтиху-мать! Наряды, украшенья. Когда же дело?

А рабы все несли поклажу - связки вяленой рыбы, копченые окорока, сыры. Живи, ешь, пей - и строй.

Ничего не пожалел Минос для Дедала. Одного не дал - воли.

... Давно уже затих пронзительный скрип колес, осела пыль у ворот, а Дедал все стоял под тисом в той же напряженной позе, наклонив голову, будто все слушал маленького эконома.

- Как чтит тебя Минос! - тихо пропел аэд над ухом и смешливо прищурился.

"А, так он, верно, знает о Пасифае? - подумалось Дедалу. - И осуждает, хотя слагает мне гимны, а ей хулу".

Эта догадка обожгла сердце, он скользнул взглядом мимо аэда и прошел в дом. Тиму он приказал никого не впускать, а Икару не устраивать во дворе любимых его сердцу состязаний: "Мне нужна тишина. Буду работать".

Он весь день провел в мастерской, и к вечеру аппараты для крыльев были готовы.

Страшную усталость не сняла даже вечерняя прохлада, пришедшая на смену палящему зною. Он встал в струящийся через крышу столб воздуха. В квадрате смарагдового неба мигали, словно слезились, три звездочки, как тогда, десять лет назад.

- Заряна! Где ты? - вырвался крик. Как же сильна память человеческая, и как больно ранит через годы...

Гиперборейка с далекого Данепра, как живая, встала перед глазами. Рыжие кудри до пояса, стянутые бронзовым сверкающим обручем - веном, венком, отчего и зовут еще гиперборейцев венетами. Вытянутые к вискам зеленые глаза с карей крапинкой в левом, будто листики березы, тронутые осенью. Горькая усмешка в пухлых губах... Хороша была данепрянка! Но Дедал был женат. На самой красивой женщине Афин, как считалось, и на самой легкомысленной, как уже знал Дедал.

Но тогда, на острове Делос, где он осматривал храм, посвященный новым богам - Лето, Артемиде и Аполлону, - увидев приносящую дары данепрянку, он забыл о жене и сыне. Как завороженный, пошел за нею. А она, легко ступая, словно летела к морю, и холодный ветер с севера - бора - бил ей в лицо, развевая кудри. Он видел, как она села на камень у берега, но не решался подойти, пока не услышал ее плач.

- Ты что плачешь? Кто тебя обидел? - вскричал Дедал, готовый тут же наказать обидчика.

- Я плачу о тех, кто остался там, на Данепре. Мать, отец, сестры и братья, весь мой народ.

Дедал знал печальную историю данепрянцев. Многие годы в их крае почти не выпадали дожди, иссохли посевы и пастбища. Многие племена уходили в другие земли - кто далеко на восток, кто в Малую Азию или за Данай-Истр, кто на острова Эгейского моря. Здесь, на островах, их долго не хотели принимать, и странствовали они, прося пристанища, пока не сжалились над плачущими женщинами и детьми жители острова Астерия, как раньше назывался Делос. Здесь, по уверениям жрецов. Лето, дочь титанов Кэя и Фебы, родила от Зевса близнецов Артемиду и Аполлона, здесь им построен храм.

- Это наши боги, - возразила Заряна, как звали девушку с Данепра, услышав рассказ Дедала. - Лето - это второе имя нашей великой матери Лады.

Прозвища ее детей - Леля и Полель, но Леля еще и Дана, потому что дает животворную воду, ее реки - Данай, Данепр, Данестр. А Полель - Аполлон - дарит свет.

Дана в давние времена разгневалась на наш народ, иссушила реки, родники и озера. Может быть, за то, что наши мужчины по примеру пришельцев с юга стали чтить Стрибога-Перуна, Велеса и других богов, забывая о Лето и Дане. И наше племя решило спастись от гибели - самые сильные из нас ушли, унеся с собой Лето, и поселились на Делосе.

... Дедал знал, что в здешнем храме хранится грубо обработанный деревянный идол Лето, в котором по вере родичей Заряны воплощена великая богиня-мать.

- Но наши девушки с Данепра каждую весну привозят сюда дары Дане, Леле и Полелю и остаются здесь навсегда служить им. В этот раз жребий пал на меня, тихо жаловалась Заряна. - Мать радовалась, что я уйду от беды и выживу здесь. Но мне не нужна такая жизнь! Там, на Данепре, остались те, кто скорее умрет, чем оставит землю предков. И я хочу вернуться к ним. Помоги мне выбраться отсюда, Дедал!

- Но там голод и мор. Там опустели селения.

- Они выживут! Ты чувствуешь, какой холодный ветер дует с севера? Это наша бора! Оттого вы и прозвали нас гипербореями, хотя у каждого нашего племени свое имя. Но сколько наших, придя в другие земли, забыли свой язык, а дети уже не знают, в какой стороне родина. А я не могу забыть! Мне плохо здесь, Мастер!

- Подожди, - нерешительно сказал Дедал. - Я подумаю, как это сделать. Ведь жрицы не отпустят тебя... Значит, бегство? Одной бежать опасно.

- Тогда я буду ждать, Дедал, когда ты придумаешь, как мне бежать.

- Только я съезжу в Афины - мне надо закончить там дела. И скоро вернусь.

Он видел, как повеселела Заряна, как исчезла горькая складка у губ. А какие чудесные песни своей родины она пела ему! А когда он не понимал слов, переводила и заставляла повторить и запомнить. Влюбленный Дедал пообещал бежать на Данепр вместе с Заряной.

...Чисто звенел ручей в темноте, опьяняюще пахла лаванда, а Заряна доверчиво спала на плече Дедала, разметав по груди любимого пышные кудри.

О, как в этот миг мечтал он о том, чтобы его сумасбродная супруга сама ушла от него к другому и освободила его! Но она хитра - она не уйдет, потому что лучи славы Дедала падают и на нее, и кто знает, добивались бы ее так мужчины, превозносили бы над другими красавицами, если бы она была, скажем, женой неизвестного шорника или повара?

Тяжелый вздох готов был вырваться из груди Дедала, он, сколько мог, сдерживал его, чтобы не разбудить Заряну, и все ж он вырвался, стонущий вздох, и Заряна, очнувшись, быстро и мягко провела теплой ладонью по его лицу:

- Что тебя мучает, милый? Строгие нравы Афин? Так скоро мы будем далеко! Будешь строить города у нас... Ты же веришь, что выживет наш народ!

- Но ваши города деревянные! Недолговечные. Что останется от них через столетия? А я строю из камня - на тысячи лет, - ответил Дедал, тайно обрадовавшись, что пылкая данепрянка сама перевела разговор с опасной темы на строительство.

- Да, много у нас дубрав, и любим мы в жилье запах дерева, смолы. И наши мастера красиво строят! Над входом в дом - Ярило-Солнце, а на крышах и стенах - резные птицы Сирии и русалки - спутницы Даны. Но и камень у нас есть белый.

- Нет, милая, - уже освободившись от плена ласк, твердо проговорил Дедал. - Я должен еще много построить здесь. А долг для мужчины превыше всего. И потом у меня сын.