Амит Залуцкий - Трое в одном

— Об этом давно уже думают наши учёные, — проговорил Александр Иванович. — В лаборатории того же Демихова уже разрабатываются способы поддержания оживлённых органов в живом состоянии. Правда, Демихов пользуется совсем другим методом, чем мой дед. Он сохраняет оживлённые организмы в специальных пластмассовых футлярах. Прямо в этих футлярах он и подключает их к животным снаружи.

Асылбек хотел было что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Александр Иванович тяжело поднялся и взял трубку.

— Это кто?… Дежурная сестра?… А что случилось?… Так… Жалуется на головную боль… Гм… Ну, хорошо, приеду, приеду. Кстати, кто сейчас у него… Лена? Отлично…

Он положил трубку и начал переодеваться. И когда ему осталось только обуться, телефон зазвонил снова.

— Послушай, Асыл, — сказал профессор и, кряхтя, стал натягивать туфлю.

Асылбек снял трубку. Через секунду лицо его вытянулось, и он испуганно крикнул:

— Дедушка! Случилось несчастье: Кошкин бежал из клиники.

Туфля выпала из рук старика.

— Что?!

Бледный, встревоженный, он быстро подошёл к телефону.

— Как это произошло? — крикнул он. — Так… Да знаете ли, голубушка, что вы наделали?! Да, да!… Искать! Немедленно искать!… Где угодно! А больной чтобы был на месте!

Он швырнул трубку и в ярости стукнул кулаком по столу.

— Дурёха! Да ведь она погубит его!

Это было чудесное утро. Оно живо напоминало Лене далёкие годы её детства. Вот так же в пять часов, когда едва только светало, поднималась по звону будильника мать. Сквозь сон Лена обычно слышала, как она на кухне растапливала печь и гремела кастрюлями.

Потом вставал отец. Кряхтя и позевывая, он выходил на улицу, бренчал рукомойником, скрипел табуреткой на кухне и о чём-то долго вполголоса разговаривал с матерью. А на плите шипела и потрескивала яичница с салом — любимый завтрак отца.

После завтрака отец, осторожно ступая сапогами, проходил в комнату и снимал со стены потрёпанную полевую сумку, которую много лет назад привёз с фронта и в которой теперь хранились все самые важные бумаги его звена.

Минут через пять, после того как во дворе, скрипнув, захлопывалась калитка, в комнату заглядывала мать и негромко звала:

— Лена, доченька! Вставать пора. Я ухожу.

Лена, не открывая глаз, сонно отвечала:

— Встаю, мама.

И продолжала спать.

Она вставала, когда вся комната уже была залита лучами яркого утреннего солнца, а под открытым окном, наверное, уже в двенадцатый раз орал тощий голенастый петух.

Так было в детстве. А сегодня Лена встала почти одновременно с матерью. Вдвоём они тихо разговаривали во дворе, у летней плиты, которую совсем недавно сложил отец.

Вид у Варвары Павловны — матери Лени — был невесёлый. Но она бодрилась и, как могла, утешала дочь:

— Это пройдёт, ты не волнуйся. Он парень здоровый, спортсмен. С болезнью быстро справится.

Лена вздыхала:

— Кто его знает… А мне иногда кажется, что это даже вовсе и не он. Как будто совершенно другой человек. Даже страшно становится…

— Мало ли что кажется, — возражала мать. — А ты терпи, доченька. Болезнь не красит человека. Вот я вчера тоже удивилась: у него и привычки стали какие-то другие. В прошлый раз, зимой, когда вы приезжали, я просто радовалась. Рюмочку вина выпил, а от остального отказался.

— Он же спортсмен, ему нельзя.

— То-то и оно. А ведь вчера как присосался — рюмка за рюмкой! Целую бутылку шампанского один осушил. Отец — и тот глаза раскрыл. Никак не ожидал, старый. Неужели болезнь на Бориса так подействовала?

Лена виновато опустила голову.

— Ладно, доченька, не печалься. Перемелется — мука будет.

Пока отец завтракал, Лена ушла в столовую и взяла с этажерки книгу. Но читать не могла. Она машинально перелистывала страницы и прислушивалась к похрапыванию, доносившемуся из спальни.

Потом она вздохнула, отложила книгу и, подойдя к приёмнику, задумчиво нажала клавиш. Вспыхнул зелёный глазок индикатора и послышалась музыка. Лена быстро повернула регулятор, чтобы музыки звучала как можно тише и не тревожила спящего.

— Леночка! — позвала из кухни мать.

Лена вышла.

— Я ухожу, — сказала Варвара Павловна. — Проводи меня немного, мне нужно с тобой поговорить.

Едва они вышли за ворота, мать, оглянувшись на дом, тихо сказала:

— Мы тут с отцом говорили о вас. Я ему рассказала, что ты тайком увезла Бориса из больницы. Отец рассердился. Неладно выходит-то, доченька, а?

— Но я не могла больше, — с горечью сказала Лена. — Не могла! Он там, как в тюрьме. Меня только недавно начали пускать к нему. Не могу я без него!

— Его же лечили…

— Не верю я в это леченье! Зачем им держать его там? Если он сошёл с ума, его нужно отправить в психиатрическую клинику. А зачем там держать?… Ой, мама! Боюсь я… Что-то не то здесь, не то!

— Докторам верить нужно, доченька. А вдруг что-то случится?

— Ничего не случится.

— Не-ет… Всякое может… Он же… Ну, больной, одним словом. Как за него ручаться?

— Мама! — с упрёком сказала Лена.

Мать, желая смягчить свои слова, тихо сказала:

— Я и за него беспокоюсь. Вдруг плохо с ним будет. Что тогда?

Доводы матери поколебали уверенность девушки. Она шла, низко опустив голову. Тревога за Бориса снова охватила её. Конечно, она не боялась того, чего боялась мать — она боялась другого: вдруг Борису срочно понадобится медицинская помощь. В самом деле, как тогда быть?

— Но что же делать, мама? — тоскливо спросила девушка.

— Позвони в больницу, посоветуйся с доктором.

— Я ещё вчера хотела позвонить, как только мы приехали, — вздохнув, ответила Лена. — Неудобно всё-таки… Но Борис так испугался, когда я сказала, что нужно сообщить доктору, где мы!… Ну, я и не стала настаивать.

— И зря.

Несколько секунд девушка шла молча. Потом, взглянув на мать, решительно сказала:

— Ну, хорошо! Пока Борис спит, я сбегаю на почту и позвоню Орлову.

И тут же, кивнув на прощанье матери, она повернулась и скрылась за углом.

По дороге Лена вспомнила вчерашний разговор с Борисом. Это было поздним вечером. Старики уже улеглись на кухне, приготовив постели: Лене — в столовой, а Борису как гостю — в спальне.

Лена стала рассказывать о том, что она читала в последнее время.

— Я сейчас классиков перечитываю. Ведь в школе всё это пробегаешь кое-как… Многого не понимаешь. А вот теперь не то. Знаешь, недавно я, например, перечитывала все романы Толстого… Ты понимаешь, такое впечатление, будто читала впервые.

— Пардон! — перебил Борис. — А кто такой Толстой?

Лена вздохнула.

— Разве ты не помнишь его?

— Я его и не знал.

Не знать Толстого! Неужели он так прочно забыл всё, что знал прежде? Как тот французский юноша, о котором говорил Орлов?…