Георгий Мартынов - Гость из бездны (сборник)

Он обратил внимание на то, что его сердце ровно и сильно бьется. Это окончательно поставило его в тупик, ведь дыхания по-прежнему не было.

Мыслительные способности возвращались все более быстро. Его мозг как бы разрастался, захватывая все новые и новые области мысли. Медленно, но настойчиво стала просыпаться и память.

Настал момент, когда он, не удивившись и даже не заметив, как это случилось, вспомнил все, что происходило с ним до того, как он заболел.

Где же он находится — дома или в больнице?

Ему мучительно захотелось открыть глаза, хоть на мгновение бросить взгляд на то, что его окружает, но все попытки только причиняли ему все более резкую боль.

Его тело было совершенно неподвижно, но ощущения очень усилились. Он знал теперь, что левая нога у него забинтована от бедра до колена. Такую же повязку он обнаружил на правой руке от плеча до локтя и на шее. Его голова лежала на одном уровне с телом и казалась запрокинутой. Значит, подушки под ней не было. Он обратил внимание и на то, что не чувствует на себе никакого, даже очень легкого, покрывала.

Он лежал обнаженным.

Мелькнула мысль об операционном столе, но под ним было мягкое упругое ложе, не похожее на поверхность стола.

Неокрепший мозг устал; стало клонить ко сну — обычному здоровому сну, а не в забытье, как это бывало все последнее время.

И он уже настолько «проснулся», что ясно ощутил эту разницу и обрадовался ей. С чувством удовольствия он погрузился в сон.

Сквозь дымку, заволакивавшую мозг, он слышал, как кто-то снова подошел к нему. Он почувствовал чье-то дыхание на своем лице, но не очнулся…

Резкая боль пронизала тело. Он успел понять, что в него проникает сильный ток, и потерял сознание.

Сколько прошло времени, он не знал, но когда очнулся (это произошло сразу, как от толчка), то мгновенно вспомнил все, что случилось с ним до того, как он заснул. Испытанной им боли он не помнил, однако все опасения, смутные страхи и неопределенное волнение вернулись к нему.

Но в следующее мгновение все исчезло, когда он понял, что ровное дыхание поднимает его грудь.

Он дышал!

Недавние страхи оказались ложными. Может быть, вернулась и способность двигаться? Попробовав пошевелить рукой, он убедился, что нет — двигаться еще не может. Но это обстоятельство его не особенно огорчило, — все чувства сосредоточились на дыхании.

Воздух, проникавший в легкие, доставлял ему блаженство.

Он не задумывался над тем, почему испытывает такое удовольствие от процесса дыхания, которого прежде никогда не замечал. Он только боялся, что дыхание может снова исчезнуть, что снова он превратится в непонятное ему самому существо, не нуждающееся, в воздухе, чтобы жить. Но время шло, а ничего не изменялось в его положении: грудь равномерно поднималась и опускалась, воздух глубоко входил в легкие и выходил обратно. Вдох — выдох! Вдох — выдох!

Совершенно так же, как это происходило всегда, всю его жизнь.

Но, дыша полной грудью, он ни на мгновение не усомнился в том, что невероятный факт отсутствия дыхания действительно был, а не приснился ему.

Это было! Он помнил об этом совершенно отчетливо. Когда чувство наслаждения, доставляемое дыханием, несколько притупилось, потеряло остроту, он заметил, что в его положении произошла перемена, пока он спал. Голова лежала теперь на мягкой подушке. Он хорошо помнил, что нога, рука и шея были забинтованы. Теперь этого не было. Раньше он лежал обнаженным, теперь был покрыт одеялом или другим каким-то покрывалом, поверх которого лежали его руки.

Впервые он обратил внимание на то, что в помещении, где он находился, было очень тепло. Что-то похожее на лучи Солнца согревало его сверху — это он ясно почувствовал.

Лежать было удобно. Мягкая, упругая постель поддерживала его так равномерно, что почти не ощущалась тяжесть тела. Точно лежал он на поверхности воды.

Все эти перемены, по-видимому, связанные с тем, что он окончательно пришел в сознание, успокоили его. Больше он ничего не боялся и решил терпеливо ждать, пока кто-нибудь придет.

Кругом было безмолвно. Ни один, даже самый слабый звук не нарушал тишины, и он ясно слышал биение собственного сердца.

Так проходили часы, дни, недели, месяцы. Он не замечал времени. Как и раньше, оно не существовало для него. Обычно он находился в глубоком сне. Просыпаясь, неподвижно лежал с закрытыми глазами и думал.

Его мысли были теперь настолько ясны, что он мог в подробностях вспоминать различные обстоятельства, при которых впервые потерял сознание, и пытался уяснить себе, где он находится.

Однажды он подумал, что по запаху можно определить, дома он или в больнице, но воздух был очень чист, и никакого запаха он не почувствовал.

И ни разу он не слышал больше звуков.

Часы бодрствования проходили в состоянии беспомощной неподвижности. Он не смог бы определить, сколько времени провел в полном одиночестве, предоставленный своим беспокойным мыслям.

Одно было несомненно — времени прошло очень много.

Сон его всегда был настолько глубок, что он ни разу не слышал как входили люди, как с его неподвижным телом производили различные процедуры. Ни разу он не проснулся при этом.

Но с каждым днем он чувствовал себя все лучше и лучше. Если бы не тягостная неподвижность, он мог бы считать, что совершенно здоров, более здоров, чем когда-либо раньше. Его тело, ощутимо для него, наливалось жизнью, энергией и силой.

И вот однажды, когда навязчивый вопрос: «Где же я нахожусь?» — с особой силой завладел его мыслями, а ответа, как и прежде, нельзя было получить, он почувствовал сильное раздражение, стал делать отчаянные усилия, чтобы пошевелиться, и внезапно, совершенно неожиданно… открыл глаза.

В первое мгновение он даже не осознал, что случилось, но в следующее понял…

Ничего увидеть он не успел — свет причинил ему боль, но одно сознание, что он может видеть, может по своему желанию открывать и закрывать глаза, было для него, так долго лежавшего в полной темноте, большим облегчением и радостью.

«Наконец-то!» — подумал он.

Подождав несколько минут, чтобы успокоиться, он медленно и осторожно раздвинул веки.

Это удалось так легко, словно и не было бесчисленных бесплодных попыток.

Сначала свет показался слишком ярким, но он заставил себя долго смотреть сквозь узкую щелочку, через которую ничего нельзя было рассмотреть. Когда глаза немного привыкли, он раздвинул веки чуть больше.

Он повторял это несколько раз, временами закрывая глаза совсем, чтобы дать им отдых. Было нелегко сдерживать естественное нетерпение увидеть поскорее, но он не поддавался искушению, опасаясь, что поспешность может привести к полной неудаче.

Наконец, когда он решил, что цель достигнута и глаза достаточно привыкли к свету, он позволил себе полностью раскрыть их.