Федор Ильин - Долина новой жизни (с илл.)

Друзья, окруженные детьми, с шумом вторглись в столовую.

— Кого я вижу, как я рад! — вскрикнул Фишер. — Отстаньте, дети! — Он поставил девочку на пол и осторожно ссадил с плеч всадника. — Хорошенького понемножку… Да, какое счастливое совпадение, — говорил он, закрывая дверь на веранду, чтобы не было слышно детского крика.

Чартней встал.

— Я давно уже хотел побывать у вас, но у меня не было ни одной свободной минуты.

— Вы прекрасно устроились на новом месте, как я вижу, — говорил Мартини, целуя руку хозяйке. — Впрочем, вы всюду несете за собой домашний уют, я всегда завидую Отто. А вы, мадам, как вы поживаете? — обратился он к мадам Гаро.

— Садитесь, садитесь, господа. Как вышло хорошо, вы собираетесь у нас опять, как в былые времена. — Хозяйка хотела выразить сожаление, что некоторых прежних постоянных посетителей не хватает.

Лица Петровского, Карно и Герье ясно представились ей; она вовремя спохватилась и не сказала больше ни слова. Но то, что было не сказано, одновременно возникло в мыслях у каждого из присутствующих. Воцарилось молчание.

— Не знаю, как вы, господа, — торопливо заговорил Фишер, — а я, как истинный немец, предпочитаю всем этим напиткам пиво. Филиппе, я думаю, вы не откажетесь? — Он поставил на стол большой глиняный жбан с широким горлом, обтянутым по краям резиной. — Свежее пиво. Клянусь, оно нисколько не хуже мюнхенского, здешние мастера знают свое дело. А вам, мистер Чартней?

Тот вежливо отказался:

— Благодарю вас, я предпочитаю кофе.

— Дамам не предлагаю, их вкус мне известен. Что нового у вас, Анжелика? Надеюсь, все обстоит благополучно?

— Благодарю вас, я чувствую себя гораздо спокойнее. Работа, хотя и не интересная, все же занимает меня.

— А в чем состоит ваша работа? — полюбопытствовал Мартини.

— Я делаю какие-то рисунки, смысл которых мне мало понятен. Это что-то из анатомии; отчасти я делаю их с препаратов, отчасти со снимков. Ужасная гадость! — сказала мадам Гаро с брезгливой гримасой.

— Кто же руководит вами? — спросил Чартней.

— Чаще всего Куинслей, иногда Крэг.

— Оба не особенно приятные руководители, — пробурчал Мартини.

— В настоящее время Куинслей держит себя вполне корректно, — произнесла мадам Гаро принужденным тоном, как будто она считала нужным сказать то, чего ей не хотелось касаться. Все поняли это и не стали больше расспрашивать.

— Как настроение массы? — спросил Фишер, вытирая салфеткой пиво с усов. Чартней, к которому был обращен вопрос, отвечал обычным своим спокойным голосом:

— Все разыгрывается, как по нотам: внушители работают, лекции произносятся, новые изобретения, с помощью которых будет завоеван весь мир, демонстрируются самым широким образом, депрессия постепенно стушевывается. Грядущие поколения, так говорится повсюду, будут более здоровыми и совершенными, а нынешним обещают долгую жизнь при известных условиях, которые в настоящее время как будто бы уже выработаны.

— Я последнее время веду очень замкнутый образ жизни, — заметил Фишер. — А у вас как, Филиппе?

— Почему вы спрашиваете меня об этом? Разве вы слышали о том, что у нас в Высокой Долине другие настроения?

— Ничего особенного я не слыхал. Однажды только я слышал обрывки разговора между Максом и его сыном.

— О чем они говорили?

— Они говорили о действии эманации радия.

— О да, у нас настроение несколько приподнятое. Подавленность сменилась приливом веселости и легкомыслия, непривычных для здешних жителей.

Мартини не стал распространяться, не желая посвящать других, хотя и близких, людей в секрет Высокой Долины. Чартней спросил:

— А правда ли, говорят, что у отца с сыном установились враждебные отношения?

— Нет, этого нельзя сказать, ведь и Макс далеко не всегда был согласен со своим отцом, старым Вильямом. У них существует разница во взглядах, отвечал Фишер.

— Идейные несогласия могут приводить людей к настоящей вражде, прибавил Мартини.

Чарльз Чартней, откинувшись на спинку стула, задумчиво произнес:

— Прежде была религиозная борьба, потом политическая, еще позже экономическая борьба захватила весь мир, почему же не быть борьбе биологической?

Фишер спросил, подливая себе и Мартини пива:

— Вы думаете, что дело может дойти до открытой борьбы?

— О, нет, я не иду так далеко, я думаю только, что в будущем могут быть две биологических идеи переустройства мира, которые найдут своих поклонников и своих противников; эти люди могут при проведении своих идей в жизнь вступить в конфликт, а чем этот конфликт кончится — будет зависеть от многих условий. Однако этой философией, мне кажется, мы утомили наших дам.

— Нисколько, нисколько, — воскликнула хозяйка.

— Прошу вас, продолжайте, — коротко сказала мадам Гаро. В этот момент двери открылись и в них показались новые гости: Кю и еще один из аборигенов, работающий в лаборатории Крэга, по прозвищу — Чери. Фишер встал и радушно приветствовал вновь прибывших.

— Прошу вас… очень рад. Знакомить не приходится, садитесь.

Кю и Чери, одетые во все серое, оба высокие, оба бритые, оба светлые блондины, очень походили друг на друга, но черты лица первого были более резки и глаза светились энергией и оживлением, черты же второго казались какими-то расплывчатыми, взор выдавал апатию.

Поздоровавшись, они уселись рядом с хозяином.

— Конечно, вы не откажетесь выпить с нами пива.

— Благодарю вас, — ответил Кю.

— Мы не пьем пива, — добавил Чери.

— В таком случае, выпейте с нами кофе или чаю, — предложила хозяйка.

— Мы не пьем ни чая, ни кофе, — сказал Кю; Чери в подтверждение мотнул головой.

— Что с вами случилось? — с изумлением посмотрел на них Фишер.

— Нам нужно соблюдать большую осторожность, мы носим в себе некоторые дефекты.

— Лишь при условии соблюдения осторожности мы можем сохранить здоровье, — заключил Чери.

— Вам предстоит скучнейшая жизнь, — заметил Мартини. — Отказывать себе во всем, что нравится, чтобы прожить лишний десяток лет…

— Вопрос не в десятке лет, — произнес Кю с ударением, — на маневрах гибли совсем молодые люди.

— Мы не можем судить по себе, синьор Мартини. Мы люди старого мира, люди привычек, — дурные ли они или хорошие, это все равно, — и нам трудно от них отказаться, — примирительно сказал Чартней.

— Мне особенно трудно отказаться от дурных, — вполголоса проговорил Мартини. Все рассмеялись.

— Чем же вас угостить? — спросила хозяйка.

— Если дадите воды и варенья, мы не откажемся, — ответил Кю. Когда было подано то и другое, он счел возможным сказать о причине посещения.

— Мы шли к станции, и вдруг я вспомнил, что вы, наверно, не знаете предстоящей сегодня демонстрации новых военных изобретений. Это нечто замечательное. Когда Ворота откроются, и мы вступим на враждебную землю, наши действия будут облегчены этими изобретениями. Солдаты не будут испытывать тех нагрузок, которые им пришлось испытать на маневрах… Вот мы и решили зайти и пригласить вас в клуб.