Федор Кабарин - Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров)

— Вполне понятно. При уменьшении объёма камеры для миниатюрного самолёта-снаряда мои ошибки оказывают большое влияние. Я должен встретиться с Владимиром Петровичем.

— Да, да, Антон Савельевич, зайдите к нему, — добавил профессор.

Прозоров поднялся, подал руку:

— Пока, Антон Савельевич. Испытания начнутся послезавтра, ровно в пять утра.

Прислушивайтесь к звукам необычной «небесной артиллерии». Пошлём в стратосферу 18 снарядов. Наблюдайте…

— А как семья, Пётр Кузьмича — спросил Споряну, задерживая руку профессора, рассчитывая услышать что-нибудь о Зине.

— Все живы, здоровы, — неопределённо ответил Пётр Кузьмич, занятый размышлениями о том, кто же мог сфотографировать чертежи.

— Если не секрет, где Зинаида Петровна? — преодолевая смущёние, спросил Споряну.

— Здесь, в Самгуни. Заведует лабораторией на станции профессора Русанова.

Сегодня должна выехать в командировку. — Пётр Кузьмич заметил, с каким волнением Споряну слушает его, посмотрел на него с подчёркнутым вниманием и добавил с еле уловимой улыбкой: — Одно могу засвидетельствовать, молодой человек: самая дорогая реликвия у дочери — ваша фотокарточка… Ну, я спешу. Заходите домой…

Споряну смущённо опустил глаза, собираясь что- то сказать, но Кремлёв уже был в дверях. Антон Савельевич облегченно вздохнул, как будто сбросил с плеч большой груз, и решительно шагнул к выходной двери.

Оказавшись на улице, он вдруг начал колебаться: «Сейчас же разыскать Зину или сначала зайти к генералу Галаджи? Созвонюсь с Зиной, договоримся, — решил он, — а потом — к генералу». Он осмотрелся по сторонам, заметил вывеску почтамта и быстрым шагом пошёл на переговорный пункт.

Несколько раз звонил он на лесоопытную станцию, но телефон лаборатории не отвечал. Он вызвал приёмную профессора Русанова.

— Зав. лабораторией выехала в командировку, вернётся завтра, — нетерпеливо ответил женский голос, не выслушав до конца вопроса.

Споряну вышел на улицу, задумался. Выкурил быстрыми затяжками папиросу и направился в сторону главной улицы, к генералу Галаджи.

Солнце близилось к закату. Еле заметное движение воздуха доносило из соседнего двора тонкий аромат свежего сена. Когда замирал шелест листвы тополей, слух улавливал далёкий шум водопада на водосбросах второго каскада. Антон и Зина сидели в беседке, вспоминая прошлое, рассказывая о пережитом.

— Долго я, Тоня, не решалась обратиться к Галаджи. Стеснялась, потом не выдержала и пошла тайком от отца. Но о тебе ничего не узнала и там. Может быть, они и знали, да не хотели, не могли говоpить.

— А я в это время был уже доставлен в больницу. И тоже думал о родных, о тебе.

— Если бы я знала тогда, кажется, на край света поехала бы, не раздумывая.

— Пётр Кузьмич, наверно, часто вспоминал меня недобрым словом?

— Вспоминал почти каждый день. Ещё больше бередил мои раны. Придёт вечером, задумается. Я знала, что через минуту-две услышу твоё имя.

— Сильно бранил?

— Бывало. А однажды пришёл весёлый. Не успел ещё раздеться — и ко мне. Закрыл книгу, над которой я сидела, и говорит: «Новости, дочка, есть, приятные и для тебя». «Какие, — спрашиваю, — новости?» Он погрозил мне пальцем, улыбается: «Не лукавь, дочка, я ведь всё знаю… Нашёлся блудный сын — цел и невредим. Скоро приедет в Самгунь…» В квартире заканчивались последние приготовления к большому празднику семьи. С минуты на минуту должны приехать гости. Расставив приборы, бокалы и рюмки, придвинув стулья, Лукерья Ивановна застыла неподвижно перед накрытым столом, подперев рукой подбородок. Елена Савельевна, помогавшая матери, подошла к ней, обняла за плечи.

— Мамочка, отдохни. Весь вечер хлопочешь — свалишься от усталости. Всё уже готово. Скоро гости придут, а ты п принять не сможешь.

— Ничего, Ленуца, такое событие раз в жизни бывает. Ты же знаешь, сам Дмитрий Дмитриевич приедет… Генералы. Вот я и волнуюсь.

— Ой, не хитри, мама: Зиночке ведь угодить хочешь, — сказала Елена Савельевна, не сводя улыбающихся глаз с матери.

Лукерья Ивановна посмотрела на дочь и ответила решительно:

— Ну и пусть! Хочу ей угодить. Она же теперь нам не чужая. Ой, скорее бы гости пришли. Я так хочу посмотреть поближе Дмитрия Дмитриевича. Поблагодарить его за заботу о нас.

Елена Савельевна посмотрела на мать удивлённо:

— Как, и ты уже знаешь, что всё для нас сделал он?

— Давно знаю, — сказала Лукерья Ивановна и многозначительно развела руками. — А ты говоришь, зачем я кружусь вокруг стола. — Она снова начала передвигать закуски, переставлять с места на место посуду. Наконец, отошла от стола, посмотрела ещё раз и спросила:

— Где же Тоня? Ира, позови их сюда. Пусть посмотрят, всё ли на месте.

— Вот они, в беседке, — отозвалась Ира, — сейчас позову.

— Ирочка, подожди, — остановила её Елена Савельевна, — не надо им мешать. Пусть посекретничают. У них ещё столько этих домашних хлопот впереди. А мы тут и без них справимся.

Лукерья Ивановна подошла к окну, стала рядом с Еленой. Минуты две они стояли молча, наблюдая за увлёкшейся разговорами парой.

— Я очень рада за Тоню, — тихо сказала Елена Савельевна. — С Зиной он будет счастлив- в это можно верить.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Лукерья Ивановна. — Ну, не будем им мешать. Пусть поворкуют.

Мать и дочери прошли в гостиную и разместились на кушетке, поджидая прихода гостей.

С парадного донеслись мужские голоса.

Профессор Кремлёв, Дмитрий Дмитриевич, генерал Прозоров, Владимир Петрович, генерал Галаджи с жёнами вошли в гостиннyю.

— Каперанг опаздывает, — шутил Галаджи, — наверное, начищает свой мундир.

В переднюю вошли майор Капустин — муж Елены Савельевны и председатель Самгуньского городского Совета Михаил Фёдорович Баканов, одетый по случаю торжества в свою неизменную парадную флотскую форму капитана первого ранга. Юрий Капустин, выждав удобный момент, кашлянул и, шагнув в гостиную, взял под козырёк:

— Разрешите доложить. Капитан I ранга прибыл на бал!

Все рассмеялись. Начались взаимные приветствия, поздравления, разговоры.

Большой шутник и весельчак Михаил Фёдорович Баканов умел расположить к себе женское общество любых возрастов. Ира, видевшая его впервые, чувствовала себя с ним так же непринуждённо, как с зятем Юрием и братом Антоном. Каперанг Баканов, как его называли все в Самгуни, хотя он уже не командовал пароходом, а руководил городским Советом, никак не мог расстаться с многолетней привычкой — появляться в обществе в форме капитана первого ранга. Никто не обращал внимания на эти причуды моряка, вернее, прощал ему его слабость.

— А где же ваша супруга? — спросил его Вахрушев, многозначительно посматривая на морскую форму. — Опять мигрень?