Виталий Полищук - Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

– Но ведь это – дополнительная ответственность?

– Конечно, – отвечала Оксана. – Но он терпел.

Когда он начал работать учителем в общеобразовательной школе, ему предложили специализироваться на обучении больных детей на дому. Но для обучения таких учеников учителям выделялось недостаточно времени, и проводить занятия с каждым нужно было у него дома, то есть ходить по квартирам.

Через пять лет отец разработал собственную систему обучения. Он написал и размножил как бы специальные учебники для обучения на дому. В них материал был краток, понятен, и работа по таким учебным пособиям позволяла легко укладываться в учебное время, выделяемое для проведения занятий. Кроме истории, он освоил такие учебные предметы, как географию, биологию, физику. Это позволило ему неплохо зарабатывать.

Но главное – все это позволяло работать без контроля со стороны руководства. Он же – педант, и человек долга, раз взялся за работу – значит, делает ее отлично. Ученики его любили, родители были благодарны, и он мог работать спокойно, без нервотрепки, которую создавали бесконечные проверки начальства.

Теперь понимаете, что я имела в виду под расчетливостью в хорошем смысле и педантизмом?

– Да-а, – протянула Ольга Сергеевна, – теперь понимаю. Можно ли о вашем отце сказать, что он может сделать любую работу, причем сделает ее хорошо?

– Да. Главное – чтобы он захотел за нее взяться.

– Наверное… Наверное, вы правы – главное, чтобы захотел…

Результаты более чем недельного наблюдения Ручейкиных подтвердили мнения остальных членов группы.

Монасюк педантично бросает автобусные билеты и ненужные бумажки в урны. Если рядом нет урны – он положит бумажку в карман, чтобы потом бросить ее только в урну, но ни в коем случае не просто на тротуар.

В местах общественного пользования, например – в транспорте вежлив до необычности – кондукторов, которые отрывали ему билетик, обязательно благодарит. Там же, на транспорте, всегда уступит место, поможет войти и выйти инвалиду или маме с маленьким ребенком.

Очень интересно ходит по улицам. Если скользко, никогда не идет на подъеме или спуске по кривой – всегда только по прямой, спустится, потом повернет под углом 90 градусов и идет дальше. Со стороны смотрится это очень странно.

Когда стемнеет – осторожен вдвойне. Если впереди кучка пьяных или просто молодежи – обходит далеко стороной. То есть – осторожен, расчетлив до крайности и исключает любые неожиданности…

Если ходит по тротуарам после дождя, никогда не наступит на дождевого червя-выползка.

Вообще не наступает на насекомых.

Вся эта информация, упорядоченная и систематизированная, через день легла на стол Дони в Москве.

Фостер Дони был доволен. Кажется, все обошлось прекрасно – они смогли «прощупать» со всех сторон объект, собрали всесторонне характеризующую его информацию. не насторожив его при этом.

Прямо перед обратным вылетом в Женеву Сейдзе Сото позвонил из Джакарты Тогу Накаяма.

Ему удалось-таки разговорить кое-кого из тех, кто не просто хорошо знал восьмидесятилетнего Каладжи Неру, но и подробную историю его жизни.

Это был бывший слуга Неру, человек, который давно уже оставил службу у хозяина и в весьма преклонном возрасте доживал в собственном домике в пригороде Джакарты.

Накаяма узнал о нем совершенно случайно.

Дожидаясь случая, он приохотился пить кофе в кофейне неподалеку от дома Неру. Бывший полицейский рассчитывал именно здесь познакомиться с кем-нибудь из обслуги Каладжи Неру, ведь выпить в обед кофе наверняка кто-нибудь из нужных Накаяме людей в ближайшую от места работы кофейню зайдет – быть не могло, чтобы этого не произошло.

Случай узнать нужную информацию предоставился как-то сам по себе. Владелец кофейни, который частенько скучал от безделья, когда клиентов за столиками на открытой веранде кафе почти не было, любил подсесть к кому-нибудь за столик и поболтать, что называется, «за жизнь».

Это был мужчина в годах, далеко за пятьдесят, и именно он дал столь необходимые Накаяме для продолжения работы сведения.

– Дожидаетесь кого-нибудь из дома Неру? – спросил он однажды, присаживаясь за столик бывшего полицейского с чашечкой кофе в руках.

– Почему вы так решили? – сразу же насторожился Накаяма.

– Вы у меня пьете кофе вот уже больше недели. Ничего, кроме кофе. И поглядываете на дом Каладжи, познакомились позавчера с охранником, а я случайно услышал ваш разговор.

Я уважаю Каладжи, как впрочем, и все, кто живет в этом районе. Он хороший человек. Как и многие здесь – частенько заходит ко мне выпить кофе. Мы здесь живем дружно, и стараемся уважать друг друга и помогать друг другу. Так что если вы замыслили против него что-то нехорошее – ничего у вас не получится.

– Уважаемый, – осторожно начал Того. – В сущности, я ищу не Каладжи Неру, я ищу его дочь. У него ведь есть дочь по имени Мио Неру?

Кофейщик задумался.

– Дочь у него была, она долго болела, а что случилось дальше – я не знаю. Зачем спрашивать человека о том, что является его горем? Вам нужно поговорить с Харишем Мосулом, бывшим дворецким Каладжи. Он уже давно не служит, состарился, но кому, как не ему, знать всю историю семьи – ведь он служил так долго, что даже я, когда открывал кофейню, а это было лет тридцать назад, помню его уже стариком.

– А где он сейчас?

– Я напишу вам адрес. Пару лет назад старый Хариш заходил ко мне – он приезжал зачем-то к бывшему хозяину, вот и оставил адрес. На случай, если его кто-нибудь будет спрашивать – мало ли, зачем может понадобиться человек, который работал и жил здесь так долго – наверное, больше полувека.

Так Накаяма «вышел», выражаясь профессиональным слэнгом, на нужный ему объект.

Он разыскал старого Хариша Мосула, и узнал от него все, что требовалось.

– Сото-сан, – докладывал он по телефону. – У Каладжи Неру была дочь – Мио Неру, но она умерла в психиатрической лечебнице. Старик-слуга сказал, что не знает, когда точно и где заболела девушка – по его словам, когда он году в 1960-м устроился на работу дворецким к Каладжи Неру, тот незадолго перед этим приехал в Джакарту откуда-то с островов, построил дом. А Мио Неру уже лежала в больнице, потому что при Харише в новом доме уже не появлялась ни разу. Сам Мосул бывал в больнице всего несколько раз, и говорит, что Мио всегда сидела в кресле у окна. Судя по словам старика, она находилась как бы в ступоре – никого не слышала, никого не узнавала. И молчала.

Мосул отвозил ей по поручения хозяина, когда тот не мог сам проведать дочь, кое-что из фруктов, лекарства персоналу, еще что-то – теперь он не помнит уже, что.

А потом Мио Неру умерла, ей было тогда больше шестидесяти лет.