Аристарх Нилин - Завтра конец света

Диктор кончил комментировать, и оператор просто передвигался по улице, выхватывая камерой людей и окружающую обстановку. Изображение исчезло, поскольку оператора сбили с ног, и разбившаяся камера перестала передавать сигнал.

— Мы потеряли картинку, будем надеяться, что наш оператор остался в живых. Это еще одна жертва агрессии, даже если его гибель произошла от руки человека, а не инопланетянина, — так закончила свой репортаж комментатор и продолжила рассказывать о происходящих событиях на континенте. Речь шла о том, что в большинстве городов одна и та же ситуация. Все, по сути, ждут, что будет дальше.

— Зачем они нанесли удары по беженцам на континенте? — сказала Вика.

— Как зачем? Чтобы показать свою силу, — ответил я.

— Любой агрессор в подобной ситуации первым делом уничтожает мирное население, делая это по возможности демонстративно. Это обеспечивает покорность оставшихся и быстрое принятие тех условий, которые они выдвигают. Логика, которая стара, как мир, — печально произнес Артур.

— По-моему это конец, — сказал я, — если, как они говорят, мы взорвали более ста ядерных зарядов, это значит, что большая часть территория Земли будет мало пригодна для обитания, а, следовательно, Австралия, станет самым привлекательным местом. Поэтому они вряд ли оставят её нам. Вот почему они неожиданно заговорили про Новую Зеландию.

— Да, но там невозможно разместить такое количество людей, — заметил Артур.

— А им и не надо размещать всех. Они уже начали уничтожение лагерей беженцев. Заметь, в своих новостях они об этом даже не упомянули. Сделали упор на то, что борются с радиоактивными облаками. Скорее всего, Сергей, ты прав. Они просто уничтожат большую часть людей, оставят небольшую группу, так сказать в зоологических интересах и отправят жить в Новую Зеландию, превратив остров в Зоопарк из людей некогда населяющих эту планету, куда будут возить экскурсии отдыхающих.

— Роботов, — добавил Артур.

— Вот именно, отдыхающих роботов, — продолжила его мысль Вика.

— Ну и что вы предлагаете?

— А что предлагать? Предлагать нечего. Или у нас есть выбор? — произнесла Вика.

— Выбор есть всегда. Пока есть выбор, есть свобода, а пока есть свобода, по крайней мере, всегда остается надежда что-то изменить, — удивляясь самому себе, решительно заявил я.

— И что мы можем изменить? Построить новый строй. Может, предложим Совету, когда ты его возглавишь, вернуться к первобытнообщинному? Ввести натуральный обмен, или может ввести матриархат? Как насчет этого?

— Вика, не надо. Я знаю, что в данный момент мы не в состоянии что-то изменить или даже повлиять хоть как-то на судьбы людей. Но это не значит, что у нас не остается никаких шансов на выживание. Я не знаю, что будет и как сложится наша судьба, судьба всех живущих на этой планете, но шанс изменить все, всегда остается. Не знаю почему, но знаю, что остается.

— И на чем зиждется твоя вера?

— На том же, что и твоя.

— И все же, ты не ответил на мой вопрос.

— Все мы в руках господа, — ответил я, — и если нам было суждено впустить на Землю антихриста в лице инопланетян, значит, нам суждено либо погибнуть вместе со всеми, либо спасти выживших.

— Ты знаешь, это утешает, хотя я впервые слышу от тебя, чтобы ты обращался к господу.

— Я вовсе не обращаюсь к нему.

— Извини, я не поняла, тогда, как понимать твои слова?

— Как хочешь, так и понимай, — я начинал злиться, так как не понимал, Викиного тона. Она никогда до этого так не разговаривала со мной. То ли груз переживаний вызвал в ней злобу, то ли, что-то ещё. Но она явно была раздражена. Поэтому я не стал продолжать дискуссию. Наступила пауза. Все сидели и молчали, словно ждали, кто первый заговорит. Я взглянул на Артура, он нервничал, и это было заметно по его бегающим глазам и пальцам рук, которые непрерывно крутили карандаш. Вика поднялась со стула и, уходя в спальню, произнесла:

— А в целом ты прав. Если есть свобода, есть надежда. Беда только в том, что никогда не знаешь, когда она есть, а когда её нет, — сказав это, она закрыла за собой дверь.

— Что-то Виктория сегодня слишком на взводе? Вам не показалось Сергей Николаевич?

— Показалось. Но что поделать, сам видишь, что на Земле творится, — я старался успокоить Артура, хотя вряд ли мне это удалось. Поэтому, подумав, я предложил ему пойти попить чаю.

— Пойдемте, Сергей Николаевич попьем чай, как вы его называете, а по мне это морковь пополам с хреном, а не чай. Блокадники Ленинграда такой чай пили.

— Ладно, блокадник, пошли.

Медленно тянулись день за днем. Нас снова отключили от связи с Землей, и что происходило там, нам было неизвестно. Пару раз я пытался связаться с Гао, но каждый раз мне сообщали, что его нет, и он свяжется с нами, как только представиться возможность. Несмотря на кажущееся спокойствие, неизвестность происходящего, сильно подействовала на нас. С каждым днем раздражение и ссоры по пустякам, стали происходить всё чаще и чаще. Хотя мы старались держаться, ссоры неизбежно продолжались, хотя по большей части заканчивалась искренним раскаянием и сожалением случившегося, по всему было видно, что мы на грани срыва.

Порой, лежа рядом со спящей Викой, я думал обо всём происходящем, искал причины и оправдания того или иного поступка и не находил ответа. Мне становилось страшно оттого, что я могу её потерять, разрушить то великое чувство любви, которое возникло между нами. Я злился на самого себя за необдуманную фразу, злился на неё за обиды, но больше всего, злился на Гао и всех его соплеменников, которые вторглись в наш мир, разрушили его, превратили в кошмар, который трудно было себе представить. Я лежал и проклинал тот день и час, когда я ответил на голос, позвавший меня в ночи. Хотелось выть, рвать на себе волосы, мне казалось, что было бы гораздо лучше, если бы меня сейчас пытали в каких-нибудь застенках и постоянно спрашивали:

— Зачем ты это сделал?

Я лежал и думал. И только под утро организм взял свое и я заснул.

Утром я встал весь разбитый, впрочем, Вика и Артур выглядели не лучше меня. Ополоснув лицо холодной водой, я прошел на кухню. Вика разливала чай по чашкам.

— Как вы думаете, что всё-таки происходит? — спокойно произнесла она.

— Я не знаю, но думаю, что они производят тотальную зачистку. Ничего другого я не могу предположить, учитывая, что они отключили телеэфир.

— А ты как считаешь, Артур?

— Не хочу вас расстраивать, Виктория, но пожалуй, я соглашусь с Сергеем Николаевичем. Хотелось бы верить в лучшее, но шансов на это очень мало.

— Жаль.

— Что жаль? — спросил я.

— Что шансов мало.

Она поставила чайник на стол, и мы молча стали пить, заедая разогретым брикетом, напоминающим по вкусу, обычный пирог.