Гарри Гаррисон - Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений

Тут он спохватился, что в руках у него нет Приза — и куда это он мог деться? Кармоди принялся растерянно озираться и вдруг ощутил, что вокруг его шеи что–то обвилось… Маленький зеленый уж!

— Это я, — прошипела змейка. — Твой Приз. Просто я в другом облике. Форма, видишь ли, это функция среды, а мы, призы, к среде чувствительны чрезвычайно. Так что не волнуйся, детка, я с тобой. Мы еще вместе освободим Европу от корсиканского чудовища.

— Что–о–о?

— А ты ищи аналогии, — посоветовал Приз. — Видишь ли, доктор, мы — призы — при всей глубине нашего интеллекта не обзавелись собственным языком. Да и к чему нам свой язык, все равно нас раздают разным пришельцам. Я просто запускаю лапу в склад твоих ассоциаций и выуживаю оттуда словечки, чтобы пояснить мою мысль. Ну как, пояснили мысль мои слова?

— Не очень, — вздохнул Кармоди. — Потом разберусь.

— Вот и умница, — сказал Приз. — Слова могут показаться сперва туманными, но хочешь не хочешь, а ты разберешься. В конце концов, это же твои слова. У меня есть прелестный анекдот на эту тему, но, боюсь, нам теперь не до анекдотов. Похоже, сейчас кое–что произойдет.

— Что? Что должно случиться?

— Кармоди, — мон шер, — сказал Приз, — эта планета, если не ошибаюсь, называется Лурсис. У нее только один обитатель — Мелихрон Изначальный [27] Лурсис — заманчивая. Мелихрон — Улучшающий время (греч.) . — Прим. перев. . Он живет здесь с незапамятных времен и будет жить дольше, чем это возможно себе представить. Мелихрон — в своем роде, как, бы это сказать, козырной туз. Он неповторим в своей изначальности, он вездесущ по своей природе, он многолик, как индивидуум. Это о нем сложено:

«Вот оно чудо! Герой одинокий,

Славное имя его повторяют уста повсеместно,

Бранный союз заключивший с собой,

чтобы в яростных битвах

Себя самого отстоять от себя самого же…»

— Ну тебя к черту, — огрызнулся Кармоди. — Треплешься, как целая сенатская подкомиссия, а толку ни на грош.

— Прекрати, — прошипел Приз с внезапной злостью. — Возьми себя в руки. Сосредоточься. Настрой подкорку на встречу со светилом. Вот он — Славный Мелихрон!

— Где?

— Мелихрон воплощается, чтобы иметь возможность говорить с тобой. Отвечай ему смело, но деликатно. Никаких намеков на его недостаток. Это разозлит его.

— Какой недостаток?

— Не придирайся. Терпеть этого не могу. — сказал Приз. — Теперь баста! Помираю — спать хочу. Невыносимо оттягивал очередную спячку, и все из–за тебя. Валяй, козлик. И не позволь всучить себе деревянную печку!

С этими словами зеленая змейка потянулась, сунула хвостик в рот и погрузилась в сон. А в следующий момент голая гора слева от Кармоди превратилась в огнедышащий вулкан.

***

Вулкан кипел и дымился, извергал пламя и швырял в черное небо ослепительные огненные шары, сыпал миллионы раскаленных обломков. Сверкающие глыбы обрушились в океан, который специально возник, чтобы поглотить их. Поднявшийся ветер собрал воды в гигантский смерч. Толстоствольный, черный, с серебристыми отблесками смерч направился к Кармоди под аккомпанемент ритмичных ударов грома.

— Хватит! — завопил Кармоди.

Подойдя вплотную, смерч рассыпался, ветер и дождь умчались, гром затих, превратившись в томительный гул. В гуле можно было различить звуки фанфар и пение псалмов, причитание шотландской волынки и нежный стон арф. Инструменты звенели все тоньше и тоньше, мелодия напоминала аккомпанемент к титрам исторической киноэпопеи производства Метро–Голдвин–Майер, только еще шикарней. Наконец был дан последний взрыв звука, света, цвета, движения и всякого прочего. И воцарилось молчание.

Кармоди под финальные аккорды закрыл глаза и открыл их как раз вовремя. Звук, цвет, свет, движение и всякое прочее превратились в человека, нагого, как античная статуя.

— Привет, — сказал человек. — Я Мелихрон. Как вам нравится мой выход?

— Я сражен, — сказал Кармоди совершенно чистосердечно.

— В самом деле? — переспросил Мелихрон. — Я спрашиваю: вы на самом деле сражены? Не просто потрясены, да? Говорите правду, не щадите моего самолюбия.

— Честное слово! — подтвердил Кармоди. — Я ошеломлен!

— Это очень мило, — сказал Мелихрон. — Вы видели небольшое предисловие ко Мне. Я разработал его совсем недавно. Я полагаю, — и Я действительно полагаю, — что оно кое–что говорит обо Мне, не правда ли?

— Бесспорно, — сказал Кармоди. Он силился понять, кого напоминает ему Мелихрон, но черная, как агат, идеально пропорциональная фигура стоявшего перед ним героя была совершенно лишена индивидуальных черт. Особенным был только голос: чистый, озабоченный и слегка плаксивый.

— Ведь это моя планета, — сказал Мелихрон. — И если не пускать пыль в глаза на собственной планете, то где же еще ее пускать? А?

— Возражений быть не может, — сказал Кармоди.

— Вы и в самом деле так считаете? — осведомился Мелихрон, задумался на минуту и затем сказал отрывисто:

— Благодарю вас, вы Мне нравитесь. Вы умный, понимающий человек и не боитесь говорить вслух все, что думаете. Рад, что вы прибыли. Знаете, Моя интуиция — а Я к ней склонен и горжусь этим — подсказывает, что вы можете Мне помочь.

У Кармоди чуть не сорвалось с языка, что он сам не прочь просить о помощи и совсем не расположен помогать кому бы то ни было, ибо сам не в состоянии помочь себе в самом главном — найти дорогу домой. Но он решил промолчать, боясь обидеть Мелихрона.

— Моя проблема — порождение Моего положения, — заявил Мелихрон. — А положение у Меня удивительное, единственное в своем роде, странное и многозначительное. Вы слыхали, должно быть, что вся эта планета целиком Моя. Более того, Я — единственное существо, способное здесь жить.

— Поразительно, — сказал Кармоди.

— Именно поразительно. Меня чуть удар не хватил, когда я это понял, — подтвердил Мелихрон. — Я здесь с незапамятных времен. Веками Я жил, не мудрствуя лукаво, в образе амеб, лишайников, папоротников. Все было хорошо и ясно в ту пору. Я жил, как в райском саду.

— Это, наверное, было чудесно, — заметил Кармоди.

— Мне лично нравилось, — неторопливо продолжал Мелихрон. — Но, сами понимаете, это не могло продолжаться бесконечно. Я открыл эволюцию и Сам стал эволюционировать. Я познал внешний мир, прожил много жизней. Осознал свою исключительность, и это стало причиной Моего одиночества, с которым Я не мог смириться. И Я восстал!.. Я вступил в человеческую фазу развития. Воплотил Себя в целые народы и позволил им, мужайтесь, позволил моим народам воевать друг с другом. Почти тогда же Я постиг секс и искусство. Привил то и другое моим народам, и начались веселые времена! Я разделился на мужчин и женщин, причем каждое естество было сразу и самостоятельной единицей, и в то же время частицею Меня. Я плодился и размножался, женился на Себе, разводился с Собой, проходил через бесчисленные миниатюрные автосмерти и саморождения. Частицы Меня подвизались в искусстве. И в религии. Они молились — Мне, разумеется. И это было справедливо, поскольку Я был причиной всех вещей. Я даже позволил им признавать и прославлять верховное существо, которое было не Я. Потому что в те дни Я был чрезвычайно либерален.