Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

— Но и в гармонии! Поверь мне, Сэт, в высшей гармонии.

— Пусть так, Мит. Не будем спорить, ты не успеешь сказать.

— Говорю уже — о планете людей. И о себе. Там вышла такая история… Я, кажется, убил одного из землян.

— Убил?! Что значит «кажется»?

До той встречи он уже немало знал о них. Видел их города и жилища, овладел способами общения, разбирался в нехитрых машинах, которыми во множестве окружал себя человек. И все это — еще на орбите, не покидая корабля. Засланные им кибер-информаторы обшарили крупнейшие банки знаний землян, подсосались к каналам связи. В несколько дней он настолько освоился, будто провел среди людей всю свою жизнь.

Не все ему было понятно. Земляне пользовались множеством языков — зачем, если можно обойтись одним? Почему люди обособляются в какие-то государства, устанавливают искусственные границы и потом охраняют их? Отчего одни изнемогают от работы, другие изнывают от безделья? Ставила в тупик полная беспомощность в распределении благ: как можно умирать от голода, когда на планете все есть? А болезни? Лечатся, лечатся и сами же их вызывают. Но что особенно поразило — неуемная жажда насилия и смерти. Казалось, люди рождались лишь для того, чтобы убивать. С каким-то неизъяснимым упорством одни уничтожали других и гибли сами. Делали это днем и ночью, на всех континентах, тысячами разных способов. Убивали поодиночке и полчищами, скрытно и у всех на виду, бесшумно и в сопровождении невообразимого грохота, огня и дыма. Эпидемия смерти разгуливала по планете, не зная перерыва…

— Тебе такое и в кошмарных снах не снилось, Сэт, а они, представь, живут во всем этом. Даже интерес какой-то, будто ничего важнее и нет. Не поверишь: что ни книга, то смерть, каждый второй фильм — убийство, в ежедневных новостях — катастрофы, расстрелы, жертвы военных действий… Знаешь, о чем я тогда думал? Вообразил себя мессией. Вот приду к землянам и скажу: что вы творите, люди?! Опомнитесь, остановитесь! Если вы считаете, что вас слишком много, то вовсе не обязательно так слепо и без разбора уничтожать друг друга. Установите Порог, какой найдете нужным, и все лишние уйдут за Порог — добровольно, с достоинством, как делаем это мы… Глупо, конечно, наивно, но тогда что только не лезло в голову. От отчаяния, от бессилия. Тут еще запрет на посадку. Болтаюсь на орбите, а посадить корабль не могу — автозащита не позволяет. Оказывается, и так бывает: все естественные параметры в норме — радиация, атмосфера, гравитация, плотность грунта, а социальный фон — за красной чертой. Оторопь брала: цивилизация, предрасположенная к самоуничтожению! Войти в контактвсе равно, что подписать смертный приговор… Короче, я знал: нельзя, не имею права, добром это не кончится. Но и меня понять можно. Быть у обитаемой планеты и не ступить на нее… Я решился. Для вылазки выбрал горный массив. Безлюдный, как мне казалось. Это правда, Сэт: встречаться с ними я не собирался.

Он выбрался из расщелины и настороженно замер. Вроде бы ничего подозрительного. Пологая ложбина, ставшая приютом для сорвавшихся с крутизны камней. По самому краю — кустарник, за ним снова скалы. Тишина, покой. Что же тогда насторожило? А вот… Взгляд притягивала полоска-тропа. Чья? Человек здесь ходит или зверь? Тропа терялась в зарослях. Присмотрелся — верхушки кустов сомкнуты — и успокоился: кабаний лаз, человеку там не пробраться. Порадовался своей наблюдательности, а еще больше — подготовке: впервые ступив на землю, ориентировался не хуже аборигена.

Прячась в камнях, он обогнул ложбину, полез по скальной стене. У верхней кромки, не зная еще, что за скалой, вновь притаился. С той стороны шел тугой шелестящий шум. Определил безошибочно — шумит вода. Должно быть, там ущелье, а внизу ручей, речка. Что-то еще заставляло осторожничать. Он задержал дыхание, а когда втянул воздух, почуял горький запах дыма. Где дым, там человек.

Медленно, чтобы не обнаружить себя резким движением, он вполз на гребень скалы, прильнул к нагретому солнцем камню.

Все угадал: ущелье, речка, струйка дыма от костра. Картину дополнял растрепанный порогами водопад, а ниже по течению, на песчаном выносе, — оранжевая палатка. Но где же люди? Он жадно обшаривал ущелье глазами. Никого! Что, если они первыми заметили его и сейчас, спрятавшись, следят за ним? Маловероятно: он был предельно осторожен. И все же луч.- ше убраться с гребня.

Короткими прыжками он скользнул вниз по склону.

— Это трудно объяснить, Сэт, что творилось со мной. Мы много говорим о братьях по разуму, инопланетянах, но когда они рядом и встреча вот-вот, — теряешь власть над собой. Есть, наверное, гипноз обстоятельств. Меня неудержимо тянуло к палатке, к костру.

— Ты был, конечно, с биоником?

— Как же иначе? А что? Почему ты спросил?

Осторожничал, таился — и надо же! — чуть не налетел на нее. Спустившись к водопаду, стал огибать влажный от брызг валун и едва сдержал шаг: она сидела на расстоянии вытянутой руки. Замерев, он оторопело смотрел на обнаженную спину, на запрокинутую к солнцу голову, различал даже, как подрагивала на плече прядь волос.

Потом он увидел ее же у костра. Должно быть, она искупалась под водопадом. Teлo влажно блестело, с концов волос стекала вода. Вытащив из кучи хвороста прут, она проверила котелок, тем же прутом поправила огонь.

Из укрытия он ловил взглядом каждое ее движение. Зачем-то ей понадобился рюкзак. Присев на корточки, долго рылась в его карманах. Лицо озабоченное. «Где у нас соль, не помнишь?» — спросила, ни к кому не обращаясь. Отозвалась палатка: «Поищи, сама же собирала». С минуту она еще ворошила рюкзак, извлекая свертки, банки. «Подгорает. Слышишь, Серый?» Из палатки выбрался тот, кого она назвала Серым. «Вот же, в банке из-под кофе». Обиделась: «Попробуй тут найди! А говоришь, я собирала»…

— Они были молоды и, по людским понятиям, красивы. По мне тоже — красивы. Красота для всех красота, в ней живет гармония, душа мирозданья. Их влекло друг к другу, им было хорошо вдвоем, и ни в ком больше они не нуждались — ни он, ни она. А тут я…

— Тебе следовало бы снять бионик.

— До того ли было? Я и забыл о нем.

Неожиданно они ушли. Оставили все и ушли. Даже костер не притушили. Недалеко, должно быть, и ненадолго. Из одежды ничего не взяли, в чем были — она в купальнике, он в шортах. Не сговаривались: постояли над скатеркой с разложенными продуктами — чего-то там не хватало, — разом рассмеялись и сорвались с места.

Затерялись в зарослях, скрылись за каменным завалом.

Выждав, он покинул укрытие. Конечно, не стоило выходить на открытую площадку, зная, что люди вот-вот вернутся, но как тут удержаться! Его трясло от возбуждения. Он обошел костер, посмотрел, что в котелке, наспех обследовал рюкзак. Мимоходом пощупал наброшенную на куст рубаху. Был соблазн натянуть на себя, и натянул бы, будь у него время, — из одного любопытства, маскарада ради. А вот у палатки все же задержался. Откинул полог, сунул голову в оранжевое свечение и, забыв о всякой осторожности, полез вовнутрь, растянулся на спальных мешках — совсем как человек.