Микаэль Юрт - Ученик

– Привет, Ральф.

– Привет.

– Какая сегодня вечером погода?

– Как вчера. Жарко.

Эдвард посмотрел на гору новых бумажных полотенец, которыми Ральфу вскоре предстояло заполнить пластиковые контейнеры. Кивнул на них.

– Можно мне взять несколько бумажных полотенец?

Ральф вяло кивнул.

– Конечно.

Эдвард наклонился и взял три верхних полотенца. Охранники тут же шагнули вперед, направляясь к новичку. Не к Эдварду.

18:59.

– Давай. У тебя осталась одна минута!

Они распрямили спины, увеличившись в размере в дверном проеме, чтобы показать, кто здесь главный. Эдвард все проигнорировал. Он уже направлялся к своей камере.

18:59:30.

Он слышал, как позади него охранники зашли в умывальню. Надеялся, что они дадут там парню кое-какую пищу для размышлений. Такую, от которой станет больно. Боль – лучший метод обучения, это он знал по собственному опыту. Боль не знает равных. Но это Швеция. Здесь использовать боль не смеют. Вероятно, все ограничится замечанием, сокращением времени прогулки или лишением других привилегий. Хинде опасался, что ему придется призвать парня к порядку самому. Пенитенциарная система не справится. Он еще больше утвердился в своем предположении, услышав, как они начали громкую дискуссию. С тремя бумажными полотенцами в руках он вошел в камеру.

Идеальный тайминг.

19:00.

Дверь за ним закрылась.

Эдвард сел на кровать и аккуратно положил бумажные полотенца на прикроватный столик. Он обожал этот миг, когда распорядок «Лёвхаги» сменялся на его собственный. Когда время принадлежало ему. Через два часа он приступит. Он медленно вытащил среднее полотенце и с надеждой развернул. Под складкой с обратной стороны тонким карандашом было написано:

«5325 3398 4771»

Двенадцать цифр свободы.

Последним в списке значилось: попытаться найти Тролле и заставить его прекратить изыскания. Себастиан звонил ему с работы и позже – с мобильного, но за весь день Тролле ему так и не ответил. Теперь он опять раз за разом слушал длинные гудки. Он начал волноваться. От одной мысли о том, что Торкель рано или поздно свяжется с бывшим коллегой, Себастиан холодел. Но это обязательно произойдет. Тролле все-таки был одним из лучших полицейских, занимавшихся в девяностых годах расследованием дела Хинде. Торкель в каком-то смысле уважал его. Не как человека, тут они слишком отличались друг от друга, но как полицейского. Думать о Тролле можно все что угодно, но нельзя отрицать того, что он всегда доводил дело до конца и добивался результатов. Рано или поздно Торкель захочет поговорить с ним. Особенно если расследование не сдвинется с мертвой точки. Ведь качественная полицейская работа так и происходит. Переворачивают камень за камнем, расставляют приоритеты и начинают с тех, которые представляются наиболее важными для расследования, и двигаются в сторону менее существенных. Дальше и дальше, пока не отработают весь набор. Тогда начинают все сначала. Тролле не является самой актуальной ниточкой, но со временем хороший полицейский должен прийти к тому, что поговорить с ним стоит, а Торкель – хороший полицейский. На самом деле один из лучших. В какой-то момент в будущем камень «Тролле» перевернут. Когда это произойдет, все запруды могут внезапно дать трещину, все, что Себастиан пытался скрывать, может хлынуть наружу, и все рухнет.

Поскольку полагаться на Тролле Херманссона нельзя.

Имелась еще одна причина, почему Себастиан обратился именно к нему. Тролле не испытывал угрызений совести, не терзался моральными сомнениями. Открыть Торкелю или, еще хуже, Ванье, что Себастиан Бергман поручил ему раскопать дерьмо про ее родителей, несомненно, доставило бы ему удовольствие. Большое. Так рисковать Себастиан не мог.

После еще одного безответного звонка Себастиан решил поехать к Тролле домой. То, что он не отвечал, совсем необязательно означало, что его нет дома. Себастиан сел в такси. Стало немного прохладнее, и он открыл окошко, чтобы подышать свежим воздухом. Он видел вышедших прогуляться вечерком людей в легкой одежде. Теплыми летними ночами город буквально оживал. Все выглядели молодыми и счастливыми, шли группами, по двое и больше. Глядя на них, Себастиан задумался над тем, куда летом деваются одинокие, старые и удрученные.

Когда он почти доехал и уже готовился выйти из машины, он увидел Тролле – на тротуаре, на другой стороне улицы. Одетого в большое черное пальто, пропустить его было невозможно. Большинство тех, кого Себастиан видел во время поездки, были вообще без верхней одежды, а если уж шли в ней, то светлых цветов и из тонкого материала. Тролле, казалось, приготовился к суровой зиме. Себастиан быстро попросил шофера остановиться и бросил ему несколько сотенных купюр. Он выскочил из такси и побежал за Тролле, который в нескольких сотнях метров от него скрылся из виду, свернув на Экхольмсвэген. Похоже, он направлялся домой. Себастиан побежал следом. Его ногам и сердцу давно не приходилось работать с такой нагрузкой, и небольшую прохладу, которую он ощущал в такси, сразу как ветром сдуло. Обливаясь потом и пыхтя, он завернул за угол на Экхольмсвэген и увидел, как Тролле входит в свой подъезд. Себастиан остановился и перевел дух. Теперь он знал, где Тролле, и чувствовал, что чисто тактически при разговоре выгоднее не казаться слишком потным и загнанным, слишком заинтересованным. Выждав еще несколько минут, Себастиан подошел к подъезду.

Тролле открыл дверь после всего двух звонков. Выглядел он намного свежее, чем во время их прошлой встречи, но квартира у него за спиной была такой же темной, и на лестницу из нее проникал тот же довольно неприятный запах.

– Видел на телефоне, что ты звонил. Как раз собирался тебе звякнуть, – начал он и удивил Себастиана тем, что пригласил его зайти, открыв дверь.

Себастиан вошел.

– Нам надо поговорить.

– Очевидно, девять пропущенных звонков что-нибудь да значат.

Озираясь в маленькой темной квартире, Себастиан попытался обезоруживающе улыбнуться. Квартира, вероятно, была двухкомнатной и, несомненно, знавала лучшие времена. Повсюду валялись газеты, одежда и мусор. Жалюзи опущены, занавесок нет, стены совершенно голые. Пахло сигаретами, старыми отходами и грязью. Тролле провел его в гостиную. Телевизор бы включен, но без звука, и фрагмент какой-то кулинарной программы со знаменитостями выполнял функцию единственного источника света. Меблировка состояла из дивана, на котором Тролле, очевидно, спал, и стеклянного стола, когда-то наверняка стоившего кругленькую сумму, но теперь служившего пристанищем для винных бутылок, коробок от пиццы и переполненной пепельницы. Потолок над диваном был жирным и пожелтевшим от никотина. Тролле повернулся к Себастиану и, заметив его критический взгляд, развел руками.