Александр Колпаков - Пришельцы из Гондваны (сборник)

Ваятель забыл обо всем на свете, созерцая чудо зодчества, и его едва не хватил солнечный удар. Опомнившись, добрался до финиковой рощи и укрылся в ее тени. Но тут на Герая набросились злые осы. Будто раскаленные иглы, они вонзились в руки, тело, лоб. Пришлось бежать из рощи, махая руками и проклиная себя: "Ай, глупец, зачем пошел туда? Ну и твари!.."

Все ближе подходил он к Евфрату, и перед ним поворачивалась все новыми своими гранями Этеменигура. Снова и снова ваятель любовался ею, позабыв о боли от укусов. "О город, омываемый водами! — тихо твердил он слова шумерского гимна. — Незыблемый бык, помост изобилия страны… Священный Ур!"

Чаще попадались селения, шире стали поля. Вдоль каналов и на полях работали сотни людей. Их узловатые, загрубевшие от работы руки двигались непрерывно. Изможденные рабы в лохмотьях, не защищавших от яростного солнца, строили дорогу. Надсмотрщики не скупились на удары палками и бичами. Ваятель оцепенело смотрел на это зрелище. Диким было оно для сына вольных краев. "О, Этеменигура… — с горечью думал Герай, остро жалея рабов. — Как обманчива твоя красота! Да, она озаряет мир, но вокруг тебя, Этеменигура, море жестокости. Ты купаешься в лучах славы, а люди изнывают от непосильного труда, их спины не разгибаются от зари до зари. Они падают от голода и истощения. О, Этеменигура! Зачем я стремился сюда, добрые духи Песков?"

Мимо гончарен, маслобоек и мельниц, по безлюдным улицам селений он шел к переправе через Евфрат и вскоре достиг царской дороги. Еще издали Герай увидел, как много людей, торговых караванов движется по ней. Вот быстро проехал к Уру гонец, яростно погоняя осла, тащившего колесницу. Медленно тянется пропыленный караван, — как видно, издалека, может, из Элама. Ваятель различал черные, как смоль, волосы, мужественные лица, покрытые потом и грязью, слышал голоса… Точно небо в пустыне за Идиглату, сверкала лазурь храма на Этеменигуре. Пылили стада баранов, коров, быков, погонщики палками подгоняли скот. Тяжелой массой прошел отряд воинов — со щитами, и дротиками, в медных шлемах с султанами. У воинов были широкие лица, крупные носы.

Герай смешался с толпой крестьян, направлявшихся, вероятно, на городской рынок, и переправился на западный берег Евфрата. Потом оказался на окраине какого-то селения. Низенькие хижины из глины и тростника, камышовые навесы, пыльные улочки…. Большой красный петух, копавшийся в куче навоза, поднял голову и надменно поглядел на чужака блестящим глазом. На заборе сидела кошка. При виде Герая она выгнула спину, но с места не сдвинулась. Проходя мимо, ваятель дунул ей в глаза. Кошка фыркнула и оскалила мелкие острые зубы. Откуда-то выскочил облезлый пес, волчком завертелся у ног, просительно заглядывая Гераю в лицо.

— Сам, брат, голоден, — сказал ваятель, смахивая рукавом пот со лба. — Моя сумка пуста. И пить страшно хочется.

Пес жалобно заскулил и поплелся прочь.

Через несколько шагов Герай увидел старушку. Она сидела под навесом и плела циновку с фантастическим узором. За пластинку меди, заменявшую деньги, он приобрел у нее ячменных лепешек, кувшин козьего молока и наконец-то поел. Настроение улучшилось, хотя зной донимал по-прежнему.

К воротам Ура он подошел совсем взмыленный, отдуваясь и отирая с лица капли пота. В тени городской стены перевел дух, с трудом отлепил от тела мокрую рубаху. Воин с копьем, охранявший ворота, настороженно следил за его действиями.

— Привет тебе, страж! — сказал Герай. Тот промолчал. Герай хотел обойти воина, но путь преградило копье. Страж все так же молчал, хотя его коричневатые глаза смотрели вопросительно.

— Вах, и как я забыл? — пробормотал ваятель. Бакшиш?

Он сунул воину две пластинки меди. Тот отвел взгляд и пропустил Герая.

…В блужданиях по городу утес Этеменигуры был хорошим ориентиром. Дороги и улицы, ведущие к теменосу — кварталу дворцов, храмов, складов и жреческих домов, устилали ветви лавра, дуба, листья финиковых пальм, а поверх — цветы шафрана и тамариска. Ваятель понял, что, как ему говорили, тут недавно проходила пышная процессия во главе с царем-жрецом и что проникнуть на Этеменигуру будет не так-то просто.

Стражи теменоса оказались неуступчивыми. Герай издали объяснял им цель визита — близко его не подпускали. А один из них даже пустил над головой ваятеля стрелу — для острастки. Тогда Герай показал стражам слиток серебра. Они переглянулись, и пустивший стрелу скрылся за воротами. Спустя несколько минут перед Гераем возник коротконогий человек в блестящем шлеме с витыми нащечниками. Вид у него был важный. Герай усмехнулся про себя: "О, какой надутый! Наверное, начальник стражи".

— Тебе чего, сыч? — грубо спросил тот.

Ваятель молчал, глядя на него исподлобья.

— Вижу, ты чужак в городе и не ведаешь, кто обитает там? — он кивнул на Этеменигуру, вздымавшую свои черно-красно-зеленые ярусы над стенами теменоса.

— Ведаю, почтенный! — громко сказал ваятель. — Я послан к Иди-Наруму могучим правителем Исма-Элем. Может, слыхал?

Лицо начальника смягчилось, хотя было видно, что о вожде Исма-Эле он слышит впервые. Но зато Иди-Нарума, царского племянника и старшего жреца храма, он знал превосходно.

— Ладно, жди тут! — пробурчал он милостиво.

Потом появился гигант эфиоп и повел Герая к Этеменигуре. Они долго петляли среди жилых домов, небольших храмов, внутренних галерей, двориков и крепостных стен. Особенной пышностью отличался прекрасный храм в честь Нингал, супруги бога Нанна. Герай, округлив от восхищения рот, долго созерцал его великолепные пилястры, синюю глазурь облицовки, мягкие, воздушные формы.

На первой террасе зиккурата великан африканец остановился и, махнув рукой вверх, пояснил:

— Ступай один! Иди-Нарум там, в храме. Возьми знак и повесь на грудь.

Он подал ваятелю серебряную дощечку с печатью в виде трехглавого змея.

Долго поднимался Герай по широким ступеням лестницы, крылья которой были сложены из розового песчаника и украшены сидящими львами из светло-серого камня. Он шел как во сне, ибо Этеменигура казалась волшебным садом. На террасах в искусственных бассейнах сверкали чашечки белоснежного лотоса. В нишах росла жимолость, наполняя воздух благоуханием. Часто попадались решетчатые навесы, увитые плющом и крупноцветной чемерицей. И все время Герая сопровождал мелодичный шум льющейся с зиккурата воды: по стокам и каменным желобам она со звоном и журчанием низвергалась в Евфрат через щели-бойницы в толстых стенах Этеменигуры.

До вершины оставалось не очень далеко, когда он вступил в богатый покой. Здесь недвижными изваяниями застыли воины — "быки" — с мечами и дротиками. Они молча проводили Герая настороженными взглядами, но и только: знак на груди открывал дорогу… В прохладном сумраке Герай различал то барельеф, высеченный искусной рукой на черном граните, то панель красного дерева. Залюбовавшись этими шедеврами, он не услышал, как к нему подошла женщина с браслетами на точеных руках. Смоляные локоны струились по шее и плечам. Сверкало ожерелье, в волосах, словно капли росы, сияли топазы. Надменно глядя на ваятеля, она спросила низким голосом: