Александр Колпаков - Пришельцы из Гондваны (сборник)

— Рад принять вас на борт, Валя. Прошу!

И вдруг подхватил ее на руки, крепко стиснул, закружил. Валентина сдержанно улыбалась. Нельзя было обижаться на этого добродушного парня.

— Полегче, кашалот, — ревниво сказал Митя. — Отпусти человека. Не видишь разве — сердится.

Вахнин бережно поставил Валентину на ноги и участливо спросил:

— Что он говорит? Кто мог тебя обидеть?

Валентина натянуто рассмеялась:

— У меня все в порядке. Лучше скажи, сколько пробудем в море?

— Десять в пятой степени секунд, — ответил за Вахнина Митя, тоже спрыгивая на причал. — Что равно в свою очередь одной десятимиллиардной галактического года.

— Увянь, болтун, — сказал Гриша, — не то брошу в море. Он сделал молниеносный выпад, чтобы поймать Волкова за шиворот, но тот ловко увернулся.

— Целый день пробудем, — сообщил Гриша. — Конечно, вы можете собрать свои донные пробы и за два часа. А мне для испытаний "Кашалота" мало и недели.

— Ну ладно, ежики-рыжики, — потер руки Гриша. — Кашалотов баснями не кормят. Двинулись.

Он подал Валентине руку и помог влезть в аппарат.

"Кашалот" медленно прошел извилистым проливом, соединяющим лагуну с океаном, и прибавил ход. Океан был на редкость спокоен, и Папин до предела форсировал двигатель. Судно, едва касаясь носом воды, стремительно пошло на юго-запад.

Они удалились от атолла миль на двести, время от времени беря донные пробы. Это было довольно однообразное занятие. Погружение, траление, всплытие… К полудню Валентина и Митя заполнили все сосуды и были но прочь возвратиться на станцию. Но Гриша сказал, что должен провести еще несколько испытаний "Кашалота" в условиях открытого моря.

Подперев ладонью щеку, Валентина следила за игрой водяных струй, вскипавших за прозрачной стенкой борта, и думала о своих экспериментах с крабами. Опять пришел на ум разговор с Солохиным. Девушка помрачнела.

У Гриши что-то не ладилось с двигателем, и он недовольно крутил головой. Наконец Вахнину удалось отрегулировать компрессор. Дав Папину команду поворачивать назад, он с непроницаемым видом вытащил пачку сигарет.

— По сему случаю закурим.

— Дай и мне, — неожиданно попросила Валентина.

— О!.. — поднял густую бровь Вахнин. — Можно подумать, что ты о чем-то грустишь.

— Можно подумать, — сухо сказала Валентина.

— Влюбилась в кого? — полушутя спросил Митя. Он по-прежнему подозревал ее в скрытой симпатии к Вахнину.

— Может быть.

— Что ж, давно пора, — натянуто улыбнулся Митя. — Только в это трудно поверить. Ты же ледышка. Да скорее океан выйдет из берегов, горы уйдут под землю, Гриша превратится в кашалота, а я в балерину…

Валентина смерила Митю уничтожающим взглядом. Чтобы скрыть смущение, тот неожиданно закатил глаза и пропел на восточный манер: "Нет на земле любви, о поэт. Все святое навсегда покинуло этот мир. В песнях человека больше никогда не засверкает яркий свет, подобный блеску Млечного Пути перед рассветом"…

— Ну ладно, остановись, — опять оборвала его Валентина и начала рассказывать о решении Солохина заморозить опыты по управлению нервными рефлексами крабов. Она говорила страстно, быстро, проглатывая окончания фраз.

— Умная ты девушка, — покровительственно усмехнулся Митя, — а не поняла, что к чему. Дело не в самом Солохине. В его научной базе. Думаешь, он силен в адаптации и нервных рефлексах? Лет десять — пятнадцать назад, когда мы еще играли в разбойников и индейцев, Солохин что-то там сделал в палеозоологии. Получил кандидата. И с тех пор подвизается в… руководстве… Сидит себе направляет науку. И возможно, не заметил, что палеозоология, как и биология вообще, — давно не та. Тут и код наследственности, и молекулярная структура ДНК, вероятность, информация и биокибернетика. Сплошная математика! Учиться ведь заново надо. Но кому хочется на старости лет?.. Вот он и темнит, запутывает. Главное — не показать виду, что отстал, обленился.

— Ну, ты свиреп, Волков, — усмехнулся Гриша. — И мне сдается, сам впадаешь в крайность.

Они ожесточенно заспорили и не заметили, как океан потемнел. В борт начала бить крутая волна с белыми гребнями. С севера пришли свинцово-черные тучи.

— Будет шторм, — сказал Папин, поглядев на небо.

— Не было печали, — с досадой отозвался Гриша.

— Это не опасно? — спросила Валентина, прислушиваясь к шуму ветра.

— Ничуть, — заявил Гриша. — "Кашалоту" шторм не помеха. В случае чего уйдем в глубину.

Спустя два часа ветер достиг штормовой силы. Вахнин озабоченно слушал двигатель. Судно с трудом преодолевало волну и ветер.

— Погружаться надо, — заметил Волков.

— Да, пожалуйста, — с мольбой сказала Валентина. Ее бледное лицо яснее всяких слов говорило о том, что ее укачало.

— Глубина-то хорошо, конечно, — виновато поглядел па нее Гриша, — но "Кашалот" не может там держаться больше двух часов. Да и ползет под водой, как черепаха.

— Так что же делать?

— Ничего. Перейдем на режим поплавка. Час в глубине, потом на поверхность. Глоток воздуха в баллоны — и снова под воду.

— Давай, как лучше, — раздраженно сказал Митя. — Вижу, твой "Кашалот" не лучше топора. А еще хвастался.

Остаток дня прошел в бесплодных попытках приблизиться к атоллу. "Кашалот" то погружался в глубину и медленно полз под водой, то, израсходовав запас электроэнергии, выскакивал на поверхность. А пока заряжались аккумуляторы, ураган относил их вдвое дальше от того места, которого они достигали при подводном ходе. К полуночи судно, по расчетам подавленного Гриши, удалилось от атолла миль на шестьсот.

— Ах ты дьявол, — бормотал он растерянно. — Явный цейтнот.

Прошла ночь, а шторм и не думал стихать. Серое, тяжелое небо изливало потоки дождя. Океан неистовствовал. Вскоре сильно похолодало, над огромными, совершенно белыми от седой пены валами появилась пелена мокрого снега. "Кашалот" несло куда-то в кромешную гудящую тьму, все дальше на юг. Так прошла еще ночь, наступило утро. Из рваных, сочащихся сыростью туч с трудом продрался хмурый рассвет.

— Наконец-то кончается, — вздохнул Гриша. Он был весь перепачкан машинным маслом: всю ночь колдовал над двигателем.

— Вставай, Витя, — разбудил он Панина. — Двигатель пора запускать. Садись за пульт.

Подойдя к люку, он отвинтил крышку и высунул голову, пристально вглядываясь вдаль.

— Земля! — вдруг сказал за его спиной Папин.

— Какая земля? — уставился на него Вахнин. — В этой части Южного океана ее не может быть.

— Земля, — повторил Папин.

Где-то у горизонта действительно появилась туманная полоска. Но поскольку "Кашалот" едва выступал из воды, гребни волн то и дело закрывали обзор, мешая рассмотреть ее.

— Странно, — покрутил головой Вахнин. — Неужели новый остров? Но здесь все давным-давно открыто и переоткрыто. Прошел час, другой, а берег не приближался.