Йэн Стюарт - Колесники

Удовлетворенные повитухи отступили в сторону, и пластические хирурги взялись за дело. Ассистенты-симбипьюты взяли образцы генетических кодов самых дальних пузырей, чтобы сравнить их с имеющимися записями и найти профили, которые потребуются городу в ближайшем будущем. Нежелательные пузыри были умело ампутированы хирургами. Процедура вырезания Истинного Взрослого – дело опыта и компромисса; эмбриону надлежало оставить, во-первых, поддерживающий урожай пузырей, во-вторых, оправданную генетическую структуру и, в-третьих, функционирующий мозговой орган. Не один многообещающий горожанин был разрушен из-за того, что пластические хирурги слишком много внимания уделяли генетически желательным комбинациям, удаляя пузыри, у которых недоставало физиологических кондиций. Так что в поисках приемлемых комбинаций большинству эмбрионов отбор было не пройти. Подобная стратегия поддерживала почти бессмертное население в пределах определенных границ.

Когда пруд Упорядочения из-за жидкостей, вытекающих из эмбриона, стал бесцветным, тело Воспевальщика, переполненное эмоциями, затрепетало. Отрезанные газовые пузыри повитухи отбуксировали прочь от пруда, а команда симбипьютов распределила мелкие части последа между собравшимися, которые с жадностью принялись их пожирать.

Когда Тихоне достался мокрый кусок полупереваренной плоти, потаенные инстинкты запульсировали от радости. Из множества ран безжалостно иссеченного эмбриона капало, а из нескольких хлестали фонтаны теперь уже не нужных ему жидкостей, которые в конечном счете стекали по коническим стенам амфитеатра, заполняя до краев Арену Рождения. Это возбуждающее зрелище заставляло присутствующих сотрясаться в оргии сексуального выделения. Пурга из наногамет заполняла амфитеатр настолько плотно, что временно все погрузилось в мутный свет. То была сцена необычайной красоты и апофеоза чувств, поскольку оставляла собравшихся дижаблей пресыщенными и опустошенными одновременно. Теснящаяся толпа дрожала, раскачивая прутья, привязанные к кольцу, и по ее рядам то и дело пробегала волна, вздымающая горожан с мест. Воспевалыцик понимал, что тем, кто уже находился на первом уровне спячки, трудно не впасть в обморок.

Пурга тем временем стала ослабевать. Публика, пребывающая после оргии в полудремотном состоянии, сумела распознать очертания подростка, который с честью вышел из кровавой битвы и омылся анестезирующим раствором и жидкостями собственного тела, содрав с себя толстую корку засохшей желтой крови.

Главный хирург отрезал несколько полос от куска удаленной плоти, сжевал их, походя обсудив со свитой из симбипьютов генетические и психологические показатели, после чего счел необходимым объявить, что упорядоченный только что младенец дижабля является как жизнеспособным, так и социально желаемым. Были получены ответы на два важнейших вопроса: является ли младенец нормальным и не отвергнет ли его общество. Чтобы подтвердить сказанное, повитухи поместили младенца в специально приготовленный садок-пузырь, заполненный «воздухом». Начались заживление ран и Четвертая Перемена… а также Испытания Жизни.

В специально выращенном для младенцев садке-пузыре пробуждалось сознание юных дижаблей. Сначала они не ощущали ничего, кроме преобладающей, всеохватывающей сырости, но шли дни, и юные дижабли обретали новые впечатления. Их сознание быстро развивалось, выбирая из перенасыщенной нервной системы те магистрали, которые придавали разуму младенца структуру, способную к расчету и обработке, а не те, что заведовали эмоциями… Восприимчивость обострилась во много раз, ибо магистрали специализировались по регистрации температуры, шероховатости, жесткости, холода, по определению краев, углов, пиков, структурных границ и градиентов ориентации. Постепенно новый мир ощущений обрел понятный пространственный порядок (слово «форма» явилось бы неправильным термином, ибо подразумевает только внешнюю сторону объектов).

Чувства юных дижаблей относительно распознавания молекул также перекраивались в ключе основных характеристик наиболее важных для жизни компонент – микромолекул и макромолекул, а поскольку учебный процесс был самонастраивающимся, то младенцы могли работать как со сложными структурами, так и с простыми образцами. Наблюдающие Психомеды убедились, что упорядоченный младенец подвергся устойчивому воздействию культурно значимых молекул – от лифт-газа до набора социально значимых феромонов: группового образования наногамет, бормотания Тайного совещания и девяти уровней спячки.

Только после этого Психомеды инициировали расширение диапазона чувств у младенца. Вначале слух, поскольку перегруженные нервной тканью мембраны истончились и стали ощущать внешние колебания, которые передавались от изолирующих стенок садка-пузыря. Потом зрение, ибо фотохимия внутренней части садка-пузыря была изменена Психомедами так, чтобы влажные поверхности сияли всеми цветами радуги – вернее, всеми цветами тумана. Линзы глаз дижабля состоят из редкого вещества: водяного льда, поэтому воспринимают световые волны только такой длины, которые распространяются в прозрачной воде.

В дальнейшем будет инициировано еще одно чувство, однако сперва юный дижабль должен оказаться пригодным для взрослой жизни. Это чувство называлось зрелостью.

Недавно сформировавшееся чувство молекулярного «вкуса» внезапно проинформировало новорожденного, что состав жидкости, просачивающейся в садок-пузырь сквозь стенки-перепонки, изменился и постепенно насыщается солями металлов. Теперь его метаболизм должен был выработать новый механизм, чтобы младенец мог иметь дело с веществами, необходимыми для жизни, но которые, накапливаясь в тканях сверх нормы, становились смертельными ядами.

Выработает ли?..

Ура, этот упорядоченный дижабль явно был функционален! Его ткани создали запечатанную полость возле участка тела с тонкой кожей! Мало того, электролитические реакции заставляли организм малыша кровоточить лифт-газом и одновременно выращивать кристаллическую матрицу, распределяя атомы металлов по атомным номерам. Те химические элементы, которые по каким-либо причинам были нежелательны, выделялись в виде хлопьев. Как правило, бродячие мусорщики на колесах подбирали любые обнаруженные хлопья и сохраняли их, если те были нужны. В противном случае хлопья выбрасывали за пределы города. Они погружались в вечную темноту, и если им повезло быть поглощенными аэропланктоном или циклозиготами, то преобразовывались кислотами и щелочами обратно в соли, а уж если не повезло, то продолжали падать в течение сотен тысяч лет к ядру планеты.