Владимир Тычина - Биография

Время было дорого ему. Расстаться с ним он не мог. Ему нужно было успеть! А она слишком любила его: не захотела подвергаться ренессансу и предпочла всего одну жизнь. Мирвлади поздно понял цену потери, цену ее жертвы. Она подарила сына, но более ждать не захотела... Сын вырос сильным, красивым и нетерпеливым. Сын не пошел по стопам отца. Он отправился в звездный полет. Потом их было много... Сын вернулся к отцу, носившему уже к тому времени имя Мирвлади. Он вернулся, чтобы попасть сразу в центральную операционную для проведения первого в его жизни ренессанса. Сыну было за шестьдесят. Мирвлади вспомнил свой первый центральный операционный зал, уже в то время совершенно непохожий на эпохальные хирургические операционные. Здесь совершалось таинство - регенерация тканей человека! На основе собственных, но постаревших тканей, с помощью прирученной опухолевой реакции создавались новые молодые клетки, органы и целые системы организма. Он, как волшебник из сказки, превращал юные и агрессивные раковые клетки в незаменимых тружеников. По его команде они становились на место отживших и дряхлых клеток. Молодая жизнь начиналась снова. Понятие "старость" не существует более. Мирвлади и коллеги гордятся. Теперь говорят: постарел, требуется регенерация, ренессанс. Да! Есть ренессанс! Есть возрождение из старости! Тогда, на закате второго и заре третьего тысячелетия, он одним из первых испытал на себе собственное открытие, разработанное и отшлифованное его коллективом. Разве не были те изматывающие дни, месяцы и годы счастливыми? Они были счастливы, когда заставили опухолевые клетки наконец подчиниться воле разума. Радости не было предела - плотина прорвалась, и поток веселья выплеснулся в окна, в квартиры. Безумствовали репортеры... восторженные добровольцы желали стать первыми бессмертными людьми... Теперь он успел! Сын снова стал юношей и улетел к звездам. Перед стартом они виделись мельком. "Как живешь, отец?" - "А ты как?" Вот почти и все, что они сказали друг другу перед последним "прощай!". Из этого полета сын не вернулся. В нем жило нечто от отца - полное игнорирование времени во имя дела. Сын проскочил свой Рубикон, не заметив кризиса. Ренессанс запоздал. Еще одна потеря; разорвана еще одна нить, связывающая Мирвлади с прошлым. Друг сына, космолетчик Влоич, привез для него старую фотографию. На ней мальчик, женщина и мужчина. Влоич сказал, что фотография всюду была с сыном. Но сын погиб. Сегодня ему исполнилось бы четыреста пятьдесят пять лет. Теперь, когда завершено главное дело его жизни, Мирвлади чаще, чем прежде, жил воспоминаниями о том, чего никто не знает и не помнит, кроме него. Все предыдущее представляло собой гонку за временем в лихорадочной круговерти работы. И вот он словно бы споткнулся на бегу. Эти несколько сотен лет пролегли через геронтологический центр. Он не был ханжой, но его сердце оставалось пустынным, как снежная тундра. Он не мог найти продолжения пути. Ему порой казалось, что жизненный кредит его стремлений исчерпан, и будущее иногда представлялось серым в 1будничности работы, которую теперь на его месте мог делать любой специалист геронтологического профиля. Значит, он должен нисходить до среднего уровня? "Неужели ты исчерпал себя? Ты не можешь быть средним! Нет!" Он продолжал стоять на террасе, вцепившись обеими руками в лерила ограждения. Ветер беззаботно плескал в лицо прохладой и терялся где-то за спиной. Всегда спокойный и внешне даже медлительный, Мирвлади сохранял юношескую взрывчатость и увлеченность, если дело касалось чего-либо неординарного. За свои без малого шестьсот лет он научился управлять собой твердо и прозорливо. Опыт, который он накопил за это время, был под стать целому архиву, помноженному на деятельность исследовательского института. В одной голове опыт поколений - и не книжный, а личный. Ему ли волноваться так? Мысли метались, как клочья рваных облаков. Спокойствия не было. Главное сделано и отдано людям. Остается пользоваться плодами свершенного? Еще сто, еще пятьсот лет... Что же ему нужно от жизни? Каков смысл? Он не знал, как ответить самому себе на этот вопрос. Сыну хватило его короткой жизни. Может, он просто не захотел замечать кризиса? А Влоич? Он старше сына, но ему мало его четырехсот восьмидесяти двух лет. Почему? Философия жизни. Извечный вопрос: что дальше и как дальше? Все эти сотни лет он здесь... на Земле. Многие другие там... где понятие "жить" не укладывается в земные рамки. "Жить" - там означает делать, познавать... сотнями лет. Иные категории мышления... Мирвлади не вспоминал, что человеческая сущность заключена в ненасытной потребности познания, способной стать вечным двигателем в каждом возрасте, в любом состоянии, даже перед вступлением в ничто. Только отчаяние одиночества, тоска, безысходность страданий может зародить искреннее стремление к самоотрицанию, к смерти как избавлению. Встряхнись: разве это торжествует отчаяние? Не стало сына, но есть его друг, Влоич. В ничто ушла жена. Но разве он навсегда огражден от любви? Не дошли многие мальчишки. Зато долго живут теперь оставшиеся друзья. Время, столетия выравнивают возраст поколений. Деятельность людей яе отраиичивается более земными пределами. Ок еще не понимал, что в конце концов победу над его мыслями одержит потребность познавать, любить и жить. Он же здоров, как всегда, молод. Он должен почувствовать остроту жизни. Тогда она приобретает смысл, когда яблоко познания на ветви человеческого дерева вновь будет наливаться живительными соками. Тяжесть памяти облегчалась. Вернулась мысль: подаренное людям долголетие уничтожило главное - страх перед смертью. С ренессансом воля человека стала раскованной, расширились границы того, что не достигалось прежде. Скулы подобрались, стали резкими. Взгляд приобретал прежнюю решимость. Но там, в груди, под старой фотографией, по-прежнему холодила тупая боль, так и не дававшая полного успокоения.