Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 1

На губах его все время блуждала ироническая усмешка, и лишь при последних словах лицо расцветилось широкой, добродушной улыбкой. Солнышко! Всю жизнь он ловил его лучи и теперь по ним, как по солнечной лестнице, поднимется вверх. Нет, не сегодня. Надо ждать захода солнца, чтобы вертолет с грузом опустился, и лишь завтра с первыми утренними лучами можно будет повторить опыт, но уже с человеком. До чего же обидно! Надо бы приспособить какую-нибудь автоматику, чтобы, скажем, через час там, наверху, выключился мотор.

— Ничего нет проще, — сказал Бабкин и, радуясь, что потребовалась его помощь, побежал за автоматическим выключателем в лабораторию.

У техников их было несколько, от разных контрольных приборов. Можно установить выключатель на любое время, сработает точно, минута в минуту.

Пока Бабкин нашел выключатель, пока закрепили его на моторе, пока подвели провода, время пробежало быстро. Солнышко скатилось к дальним барханам. Его косые лучи послабее дневных отвесных, не потянут они вертолет, как говорится, «с полной выкладкой».

Курбатов взглянул на вольтметр и приказал уменьшить балласт килограммов на двадцать. Сняли мешок, отсыпали, взвесили и вновь ремнями привязали к трапеции.

— Держите крепче, — попросил инженер, взявшись за ручку реостата. — Теперь отпустите.

Все быстрее и быстрее раскручиваются лопасти винта, и вот после команды Курбатова вертолет взмывает вверх. Он летит прямо по вертикали, ничуть не покачиваясь, точно боясь расплескать капельки солнца из своих ячеек.

Павел Иванович запрокинул голову. Глаза застилала влага — больно было смотреть в яркое безоблачное небо, где повис золотой цветок.

— Все, — сказал Курбатов. — Дальше не поднимется.

Кучинский хоть и чувствовал себя в эти дни несправедливо обиженным, однако делал вид, что абсолютно ничего не произошло и он не может нарадоваться успехам своего начальника.

— Замечательно, Павел Иванович! Можно не брать билета на футбол. Виси наверху и посвистывай.

— Другого применения вы не нашли? — с раздражением спросил Курбатов.

— Ну что вы, Павел Иванович! Незаменимая вещь в сельском хозяйстве, на горных пастбищах… Но, конечно, это не масштабы. Ведь с таким солнечным двигателем можно сделать космический корабль. Прямо без пересадки лети на Луну или к марсианам…

— Значит, полетели бы?

— Спрашиваете! Все мои мысли там. А возьмешь какую-нибудь фантастическую книжку — скукота. Все про землю больше. А если она надоела нам?

— Кому это «нам»?

— Молодежи, конечно. Ведь у нас другие запросы.

— За всех не советую говорить. Люди разные. Но я одного не могу понять: как в вас сочетается заоблачная романтика с чересчур низкими земными интересами? Я знал одного такого романтика. Заканчивал мединститут, бредил космическими полетами. Недавно ему предложили поехать на целину, и романтик замахал руками: «Что вы, на целину! На Луну — пожалуйста, готов хоть сейчас, а на целину неинтересно».

Бабкин прислушался к разговору. Нельзя не вмешаться.

— Значит, ходит он по колено в грязи, даже ноги не может выволочь, а туда же… на Луну. Пустобрех несчастный.

Медленно снижался вертолет. Выключился мотор, и лопасти, как мельничные крылья, вращались еле-еле. Но вот мешок с песком повис над зеркальной площадкой и до него уже можно было дотронуться руками. Замерли крылья. Теперь вертолет напоминал большой зонтик в летнем кафе.

Посмотрев на вольтметр, Курбатов сказал с досадой:

— Меня не поднимет. Эх, как бы сразу похудеть килограммчиков на двадцать! Но что поделаешь, придется ждать до завтра.

Нюра стояла неподалеку, бледная от страшного беспокойства за этот первый опыт. Вначале она боялась, что ничего не получится, а сейчас мучилась за Павла Ивановича. Ведь он не уснет, он очень нетерпеливый. Она лучше всех это знала и терзалась своим бессилием. Об этом же думал и Вадим. Зажмурившись, преодолевая стеснение и страх, он спросил:

— А если сегодня попробовать?

И когда Курбатов непонимающе посмотрел на него, заговорил торопливо, несвязно:

— Конечно, вы бы сами должны… но я полегче… тут, конечно, честь… Мне даже совестно предлагать…

— Бросьте о чести! — перебил его Курбатов. — Нужно проверить, ну, хотя бы на высоте десяти метров… — И он подробно стал объяснять, что должен делать Багрецов в воздухе. — Высоко я вас не пущу. На всякий случай привяжем трос.

Балласт был снят, и на его место, на висячую скамейку, уселся Багрецов. Он крепко затянул вокруг пояса самолетный ремень, подтянул парашютные лямки и, когда загудел мотор и зашелестели крылья над головой, почувствовал, как останавливается сердце.

Заметив, что Димка побледнел, Кучинский погладил его по колену.

— Не бойся, старик, на Марс не улетишь. — И тут же, чувствуя под рукой добротную материю, определил: — «Люкс», перший класс! Ну, старик, не поминай лихом!

Вадим знал, что первые метры самые трудные. Холоп Никитка, поднявшийся на самодельных крыльях не выше березы, подьячий Крякутный, взлетевший на аэростате не выше колокольни, — вот оно где трудное начало! Кто знает, не есть ли курбатовская модель прообраз будущего летательного аппарата с электродвигателем?

Трос натянулся. Над головой шум вентилятора. Внизу стоят люди, Курбатов просит повернуть ручку реостата. Лопасти вращаются медленнее, и вертолет снижается. Все обычно, буднично, просто. Жорка даже позевывает, — всю прошедшую ночь он читал роман Буссенара.

— Сколько вольт? — кричит Курбатов, запрокидывая голову. — Что там на динамометре?

Вадим смотрит на вольтметр, на циферблат динамометра, к которому прикреплен трос, и, борясь с желанием отстегнуть его, чтобы вырваться на свободу, выкрикивает цифры.

— Реостат до конца! — приказывает Курбатов.

Еще сильнее загудел мотор, зашумел ветер, внизу завертелся барабан с тросом, и Багрецов поднялся выше деревьев. Здесь уже были плохо слышны слова команды. Пришлось пожалеть Вадиму, что не взял с собой маленькую радиостанцию. Солнце садилось. Оранжевым стало зеркало, трос начал провисать, а еще не все было проверено.

Курбатов поднял руку, помахал ею над головой, и Вадим понял — дано разрешение отцепить трос, чтобы подняться хоть чуточку повыше. Вадим отцепляет трос, и сразу курбатовский солнцелет подскакивает вверх. Там, на зеркале, кричат, машут руками, но поздно. Стальная струна, свернувшись в спираль, падает к ногам Курбатова, и Димка отправлялся в свободный полет.

Точно крылья вырастают у него. Это не солнечный мотор тянет ввысь, а ясная, осязаемая мечта, беспокойная мысль, которая, однако, у некоторых так крепко стальным пудовым канатом привязана к земле, к мелочи личных дел, к заботам о мещанском счастье и благополучии. У Вадима этого не было и никогда, даже в старости, не будет. Ему легко отцепить тонкую струну, а Жорка Кучинский, несмотря на его болтовню о полете на Марс, должен годами рубить канат, чтобы хоть чуточку приподняться над своим трухлявым гнездом и увидеть, сколь велик и прекрасен мир.