Владимир Немцов - Осколок солнца. Повесть

— Только не подведите меня, — предупредил Кучинский. — В главке потребовали, чтобы поручение осталось в секрете.

— Неудачно придумано, товарищ Кучинский. Какое отношение вы имеете к главку, чтобы получать от него секретные задания? Кто вы? Студент-недоучка. — Павел Иванович вертел в пальцах карандаш, как бы желая его переломить. Уж очень наглой показалась ему выдумка Кучинского. — Неужели я могу поверить, что государственная организация будет прибегать к вашей помощи, когда ей ничего не стоит получить от меня любые образцы с любого сектора, все расчеты и все данные.

— А если хотят, чтобы вы не знали об этом? Щадят ваше самолюбие?

— Вы не так уж глупы, чтобы не понять, как это наивно. Руководители главка нашли случайного человека и послали его колоть плиты у Курбатова? Забавно.

— Почему, случайного? — обиделся Кучинский. — Меня там хорошо знают.

— Кто, например?

Единственного знакомого из главка хотелось бы не выдавать, но обстановка сложилась столь неблагоприятно, что не назвать никого, значит направить подозрение по другому пути, а этого Жора боялся больше всего.

— Знает меня товарищ Чибисов, — растягивая слова, проговорил Кучинский. — Потом, потом… Ну, в общем сейчас не помню…

— Задание исходило от Чибисова?

Пришлось сознаться. Павел Иванович спросил еще о некоторых деталях и отпустил Жору с миром.

«Будет проверять, — думал Кучинский, возвращаясь в общежитие. — Пошлет письмо начальству, вызовут Чибисова и спросят. А вдруг он откажется? — мелькнула тревожная мысль. — Тогда, Жора, будь здоров, влипнешь как пить дать. Разговор с Чибисовым был без свидетелей, а он парень себе на уме, продаст друга за копейку. Скверная петрушка получается».

Этой ночью Кучинский уснуть не мог. Вертелся с боку на бок, простыни казались липкими от пота, горячими, как компресс. Он сбрасывал их, ходил босиком по комнате, пил воду, с завистью смотрел на Тимофея и Димку. Совесть у них чистая, — спали они крепко.

Жора ненавидел их покой, их чистую совесть. Димка спит, а разве не он во всем виноват? Хорошо бы поймать настоящую фалангу и пустить к нему под одеяло. Какой бы визг поднялся в доме! Но сделать это невозможно. Жора не боялся ни фаланг, ни скорпионов, а боялся Димки. Его резкости, прямоты, ясных открытых глаз. У Жоры врагов почти не было. Все друзья, все хорошие. Ему многое прощали, а потому и он относился ко всем благодушно.

Но все перевернулось в мире! Будь оно проклято, это золотое зеркало, лаборатория и люди, что здесь живут! Тут все враги, предатели, все до одного. Враги явные, вроде Димки и глупой Нюрки. Теперь и Курбатов враг. Михайличенко тоже его не любит, Бабкин и Маруська с ними заодно.

Хотелось сорвать на ком-нибудь зло, отомстить, заставить помучиться. Почему же один Жора должен отвечать за ошибки? Другие и не так ошибаются, а выходят сухими из воды. Взять хотя бы эту дуру Нюрку. Рассиропилась перед начальством, посморкалась в платочек, тем дело и кончилось. А кто засыпался? Кто выдал Жору? Она, только она!

Лишь под утро Кучинский заснул тяжелым сном и чуть не опоздал к завтраку. У двери в столовую он лицом к лицу встретился с Нюрой. Она, видно, хорошо выспалась, — свеженькая, с легким румянцем на щеках. На ходу доедая бутерброд, спешила в аккумуляторную. Кучинский заступил ей дорогу.

— Сияете, Нюрочка! Приятного аппетита. Ну как, объяснились? По глазам вижу.

Нюра сунула бутерброд в карман белого фартука.

— Пустите меня, — сердито сказала она и метнулась в сторону.

Опять Кучинский встал на пути. Нюра огляделась, ища защиты. Никого не было.

— Значит, не решаетесь? — Жора сладко вздохнул. — Жалко мне вас, Нюрочка. Если до вечера не пошлете ему письма, придется помочь. Заявлюсь к нему и скажу: «Павел Иванович, дорогой, не велите казнить, велите слово вымолвить. Есть на свете красавица писаная, льет она слезы горючие…»

Зачем он издевается? От гнева и обиды у Нюры стали мокрыми ресницы. Сунулась в карман за платком, надкушенный бутерброд упал на песчаную дорожку. Нюра перепрыгнула через узкую клумбу и скрылась за домом.

Жора с усмешкой поднял бутерброд.

— Закон Джером-Джерома: обязательно падает маслом вниз.

— А другие законы ты знаешь? — услышал он знакомый голос.

Бабкин, словно он из-под земли вырос, стоял перед ним, засунув руки в карманы. Поза была воинственная.

— Не знаю, какие законы тебя интересуют, — процедил Жора, поглядывая на малыша сверху вниз, — но ни в одном из них, старик, не сказано, что нельзя пошутить с девочкой.

— Но есть и другие законы, неписаные.

— Например?

— Законы дружбы, товарищества. Короче говоря, прекрати издеваться над девчонкой.

Кучинский презрительно повел плечами, зевнул и, рассматривая свои отполированные ногти, небрежно заметил:

— Вам, товарищ Бабкин, интеллект не позволяет оценивать мои поступки. Пишите заявление, куда вам заблагорассудится, но не забудьте приложить письменные доказательства.

— Мозгляк. — Тимофей сдвинул на затылок кепку. — Если ты еще хоть раз подойдешь к Нюре ближе чем на три метра и скажешь ей хоть слово, то пеняй на себя.

— Павлу Ивановичу пожалуешься?

Жора понимал, что никто не будет жаловаться Курбатову, — ведь он не должен знать о несчастных девичьих чувствах Нюры.

Бабкин в самом деле растерялся и не нашелся с ответом. А Жора, злорадно посмеиваясь и прищелкивая пальцами, допытывался:

— Так что же мне за это будет? Милиционера, старик, позовешь? Свисток. Протокол и — пожалуйте бриться.

— Можешь смеяться сколько угодно, но попробуй ее обидеть! Тогда узнаешь, что тебе будет.

— Что, ну что? — Жорка вплотную придвинулся к Бабкину и увидел у себя под носом внушительный кулак.

— Вот что, — ответил Тимофей, затем пояснил свой недвусмысленный жест. — Нас с Димкой двое. Вытащим тебя за ограду и дадим жизни.

— Получите по пять лет за хулиганство.

— Ничего, умные люди разберутся. А ты как же думал? Человек идет ночью по улице, видит, негодяй обижает женщину, что же он, побежит писать заявление на обидчика? Даст в морду — и все.

— А тот ему сдачи. — Жора внушительно покачал кулаками.

— Бывает, конечно, — согласился Бабкин. — За справедливость можно и пострадать. Иначе негодяев много разведется.

— Но, но, полегче на поворотах! Что еще за негодяи?

— Обыкновенные. Обижают тех, что послабее. Как говорится: «Молодец против овец, а на молодца и сам овца».

Жора опустил кулаки и смерил Бабкина презрительным взглядом.

— Тоже мне молодец! Посмотрел бы в зеркало.

— Спасибо. У меня на лбу никаких отметин нет, а у тебя уже есть и еще будут в разных местах. Если, конечно, не послушаешься благоразумного совета. Кстати, не забывай, нас двое.